Читать «Мио, мой Мио!»

И день и ночь в пути

Слушал кто-нибудь радио пятнадцатого октября прошлого года? Может,кто-нибудь слышал сообщение об исчезнувшем мальчике? Нет? Так вот, по радиообъявили:

"Полиция Стокгольма разыскивает девятилетнего Бу Вильхельма Ульсона.Позавчера в шесть часов вечера он исчез из дома на улице Упландсгатан,тринадцать. У Бу Вильхельма Ульсона светлые волосы и голубые глаза. В тотдень на нем были короткие коричневые штаны, серый вязаный свитер и краснаяшапочка. Сведения о пропавшем посылайте в дежурное отделение полиции".

Вот что говорили по радио. Но известий о Бу Вильхельме Ульсоне такникогда и не поступило. Он исчез. Никто никогда не узнает, куда он девался.Тут уж никто не знает больше меня. Потому что я и есть тот самый БуВильхельм Ульсон.

Как бы мне хотелось рассказать обо всем хотя бы Бенке. Я часто играл сним. Он тоже живет на улице Упландсгатан. Его полное имя - Бенгт, но всезовут его просто Бенка. И понятно, меня тоже никто не зовет Бу ВильхельмУльсон, а просто Буссе. (Вернее, раньше меня звали Буссе. Теперь же, когда яисчез, меня никак не называют.) Только тетя Эдля и дядя Сикстен говорили мне"Бу Вильхельм". А если сказать по правде, то дядя Сикстен никак ко мне необращался, он вообще со мной не разговаривал.

Я был приемышем у тети Эдли и дяди Сикстена. Попал я к ним, когда мнеисполнился всего один год. А до того я жил в приюте. Тетя Эдля и взяла меняоттуда. Вообще-то ей хотелось девочку, но подходящей девочки не нашлось, иона выбрала меня. Хотя дядя Сикстен и тетя Эдля мальчишек терпеть не могут,особенно когда им исполняется лет по восемь-девять. Тетя Эдля уверяла, что вдоме от меня дым стоит коромыслом, что я притаскиваю с прогулки всю грязь изпарка Тегнера, разбрасываю повсюду одежду и слишком громко болтаю и смеюсь.Она без конца повторяла: "Будь проклят тот день, когда ты появился в нашемдоме". А дядя Сикстен вообще ничего мне не говорил, а лишь изредка кричал:"Эй ты, убирайся с глаз долой, чтоб духу твоего не было!"

Большую часть дня я пропадал у Бенки. Его отец часто беседовал с ним ипомогал строить планеры. Иногда он делал метки на кухонной двери, чтобывидеть, как растет Бенка. Бенка мог смеяться и болтать сколько влезет иразбрасывать свою одежду где ему вздумается. Все равно отец любил его.

И ребята могли приходить к Бенке в гости и играть с ним. Ко мне никомуне разрешалось приходить, потому что тетя Эдля говорила: "Здесь не место длябеготни". А дядя Сикстен поддакивал: "Хватит с нас и одного сорванца".

Иногда вечером, ложась в постель, я мечтал о том, чтобы отец Бенкивдруг стал и моим отцом. И тогда я задумывался, кто же мой настоящий отец ипочему я не вместе с ним и с мамой, а живу то в приюте, то у тети Эдли идяди Сикстена. Тетя Эдля как-то сказала мне, что моя мама умерла, когда яродился. "А кто был твоим отцом, никто этого не знает. Зато всем ясно, какойон проходимец", - добавила она.

Я ненавидел тетю Эдлю за то, что она так говорила о моем отце. Может,это и правда, что мама умерла, когда я родился. Но я знал: мой отец - непроходимец. И не раз, лежа в постели, я украдкой плакал о нем.

Кто был по-настоящему добр ко мне, так это фру Лундин из фруктовойлавки. Случалось, она угощала меня сладостями и фруктами.

Теперь, после всего, что произошло, я часто задумываюсь, кто же онатакая, тетушка Лундян. Ведь с нее-то все и началось тем октябрьским днемпрошлого года.

В тот день тетя Эдля то и дело попрекала меня, будто я причина всех еенесчастий. Около шести часов вечера она велела мне сбегать в булочную наулице Дротнинггатан и купить ее любимых сухарей. Натянув красную шапочку, явыбежал на улицу.

Когда я проходил мимо фруктовой лавки, тетушка Лундин стояла в дверях.Взяв меня за подбородок, она посмотрела на меня долгим странным взглядом.Потом спросила:

- Хочешь яблоко?

- Да, спасибо, - ответил я.

И она дала мне красивое спелое яблоко, очень вкусное на вид.

- Ты не опустишь открытку в почтовый ящик? - спросила тетушка Лундин.

- Конечно, - согласился я.

Тогда она написала на открытке несколько строк и протянула ее мне.

- До свидания, Бу Вильхельм Ульсон, - сказала тетушка Лундин. - Прощай,прощай, Бу Вильхельм Ульсон.

Ее слова прозвучали так чудно. Она ведь всегда называла меня простоБуссе.

До почтового ящика нужно было пройти еще один квартал. Но когда яопускал открытку, то увидел, что она вся сверкает и переливается, словнонаписана огненными буквами. Да, так и есть, буквы, которые написала тетушкаЛундин, горели как на световой рекламе. Я не мог удержаться и прочиталоткрытку. Там было написано:

Королю Страны Дальней. Тот, кого ты так долго искал, в пути. И день иночь он в пути, а в руке у него волшебный знак - золотое яблоко.

Я не понял ни слова. Но мороз пробежал у меня по коже. Я поспешнобросил открытку в ящик.

Интересно, кто же это и день и ночь в пути? И у кого в руке золотоеяблоко?

Тут я взглянул на яблоко, что мне дала тетушка Лундин. Яблоко былозолотое.

Теперь я могу поручиться: я держал в руке прекрасное золотое яблоко.

Я почувствовал себя страшно одиноким и чуть не заплакал. Пошел и сел наскамейку в парке Тегнера. Там не было ни души. Наверное, все ушли ужинать.Смеркалось, накрапывал дождь. В домах вокруг парка зажглись огни. В Бенкиныхокнах тоже горел свет. Значит, он дома, вместе с папой и мамой, ест блины игорошек. Наверно, повсюду, где горит свет, дети сидят возле своих пап и мам.Только я здесь один, в темноте. Один, с золотым яблоком в руках. А что с нимделать, не знаю. Поблизости стоял уличный фонарь, свет от него падал на меняи на мое яблоко. Вдруг в свете фонаря на земле что-то блеснуло. Оказалось,это простая бутылка из-под пива. Конечно, пустая. Кто-то засунул в еегорлышко кусок деревяшки. Может, это сделал один из тех малышей, что днемиграют в парке.

Я поднял бутылку и прочел на этикетке: "Акционерное обществопивоварения. Стокгольм, 2-й сорт". Неожиданно мне показалось, будто вбутылке кто-то копошится.

Однажды в библиотеке я взял книжку "Тысяча и одна ночь". В нейрассказывалось о духе, который сидел в бутылке. Но то было в далекой-далекойАравии много тысяч лет назад. Совсем другое дело - простая бутылка из-подпива в парке Тегнера. Разве могут сидеть духи в бутылках стокгольмскихпивоварен! Но в этой бутылке на самом деле кто-то был. Честное слово, тамсидел дух! И ему не терпелось выйти из заточения. Он показывал на деревяшку,закупорившую бутылку, и умоляюще смотрел на меня. Мне не приходилось иметьдело с духами, и было чуточку боязно вынуть из бутылочного горлышкадеревяшку; Наконец я все же решился - дух со страшным шумом вылетел избутылки; в один миг он начал расти и стал огромным-преогромным. Самыевысокие дома вокруг парка Тегнера оказались ему по плечо. С духами всегдатак: то они сжимаются и становятся такими маленькими, что умещаются вбутылке, то мгновенно вырастают выше домов.

Невозможно представить, как я перепугался. Я весь дрожал. Тут духзаговорил. Его голос грохотал, будто могучий водопад, и я подумал: вот бытете Эдле и дяде Сикстену услышать его, а то они вечно недовольны, что людиразговаривают слишком громко.

- Малыш, - сказал дух, - ты освободил меня из заточения. Проси чегохочешь!

Но я вовсе не ждал вознаграждения за то, что вытащил из бутылкидеревяшку. Оказывается, дух прибыл в Стокгольм вчера вечером и забрался вбутылку, чтобы хорошенько выспаться. Лучше, чем в бутылке, нигде невыспишься, это знают все духи. Но пока он спал, кто-то закупорил бутылку. Неосвободи я его, он, может, протомился бы там тысячу лет, пока не сгнилапробка.

- Это не понравилось бы моему повелителю-королю, - пробормотал дух себепод нос.

Тут я набрался храбрости и спросил:

- Дух, откуда ты?

На миг воцарилась тишина. Потом дух ответил:

- Из Страны Дальней.

Он сказал это так громко, что в голове у меня все зазвенело, но голосего пробудил во мне тоску по неведомой стране. Я закричал:

- Возьми меня с собой! О дух, возьми меня в Страну Дальнюю. Там ждутменя.

Дух покачал головой. Но тут я протянул ему мое золотое яблоко, и духвоскликнул:

- В твоей руке волшебный знак! Ты тот, кого так долго разыскивает нашкороль.

Он наклонился и обнял меня. Вокруг нас что-то загудело, и мы полетеливвысь. Далеко внизу остались парк Тегнера, темная роща и дома, где в окнахгорел свет и дети ужинали вместе со своими папами и мамами. А я, БуВильхельм Ульсон, был уже высоко-высоко в звездных краях.

Где-то внизу, под нами, плыли облака, а мы мчались вперед быстреемолнии и с грохотом почище грома. Звезды, луны и солнца сверкали вокруг.Иногда нас окутывал мрак, а потом снова ослепляли дневной свет и такаябелизна, что невозможно было смотреть.

- И день и ночь в пути, - прошептал я. Именно так было написано воткрытке.

Тут дух протянул руку и указал вдаль на зеленые луга, омываемыепрозрачной голубой водой и залитые ярким солнечным светом.

- Смотри, вон Страна Дальняя, - сказал дух. Мы начали спускаться иоказались на острове. Да, то был остров, который плавал в море. Воздухвокруг был напоен ароматом тысяч роз и лилий. Слышалась дивная музыка,которую не сравнишь ни с какой музыкой на свете.

На берегу моря возвышался громадный белокаменный замок, там мы иприземлились.

Навстречу нам кто-то бежал вдоль берега. То был сам король. Стоило мневзглянуть на него, как я понял, что это мой отец-король. Я в этом ничуть несомневался. Отец широко раскинул руки, и я бросился в его объятия...

Вот бы тетя Эдля увидела моего отца! Какой он красивый и как сверкаетего шитое золотом и украшенное драгоценными камнями платье! Он был похож наотца Бенки, только еще красивее: Жаль, что тетя Эдля не видит его. Она бысразу поняла, что отец мой не проходимец.

Но тетя Эдля говорила и правду: моя мать умерла, когда я родился. Аглупые служители приюта и не подумали известить моего отца-короля о том, гдея нахожусь. Он разыскивал меня долгих девять лет. Я был страшно рад, чтонаконец нашелся.

Я уже давно живу в Стране Дальней. Все дни напролет я веселюсь. Каждыйвечер отец приходит ко мне в детскую комнату, и мы строим планеры и болтаемдруг с другом.

А я расту и взрослею, и мне здесь отлично живется. Мой отец-королькаждый месяц делает метку на кухонной двери, чтобы видеть, насколько яподрос.

- Мио, мой Мио, как ты ужасно вытянулся, - говорит он, когда мы делаемновую метку.

- Мио, мой Мио! Я искал тебя целых девять лет, - говорит он, и голосего звучит нежно и ласково.

Оказывается, меня зовут вовсе не Буссе. Вот! Имя Буссе оказалосьненастоящим, как и моя жизнь на улице Упландсгатан. Теперь все стало на своиместа. Я обожаю отца, а он очень любит меня.

Вот было бы здорово, если бы Бенка узнал обо всем! Возьму-ка и напишуписьмо и вложу его в бутылку. Потом заткну ее пробкой и брошу в синее море,омывающее Страну Дальнюю. И вот однажды поедет Бенка со своими папой и мамойна дачу в Ваксхольм и, купаясь в море, увидит плывущую бутылку. Забавно,если Бенка узнает обо всех чудесах, которые произошли со мной. И он сможетпозвонить в дежурное отделение полиции и сообщить, что Бу Вильхельм Ульсон,которого на самом деле зовут Мио, под надежной защитой в Стране Дальней иему отлично живется в замке у отца.

Среди роз

Правда, я не очень-то знаю, как писать Бенке. То, что произошло сомной, не похоже ни на одно из приключений, которые случаются на свете. Япридумывал слово, которое сразу бы все разъяснило, но так и не нашел его.Может, написать так: со мной приключилось самое невероятное. Но ведь изэтого Бенка все равно не узнает, как живется мне в Стране Дальней. Мнепришлось бы послать по меньшей мере дюжину бутылок, вздумай я рассказать емуо моем отце и королевском саде роз, о моем новом друге Юм-Юме, о моейпрекрасной лошади Мирамис и о жестоком рыцаре Като из Страны Чужедальней.Нет, обо всем, что случилось со мной, рассказать невозможно.

Уже в самый первый день отец повел меня в сад. Вечерело, дул ветерок,деревья шелестели листвой. Приближаясь к саду, мы услышали дивную музыку.Казалось, разом звенели тысячи хрустальных колокольчиков. И от этой музыкитревожно замирало сердце.

- Слышишь, как поют мои серебристые тополя? - спросил отец.

Он взял меня за руку. Тетя Эдля и дядя Сикстен никогда не брали меня заруку, и вообще раньше никто так не ходил со мной. Поэтому я очень люблю,когда отец водит меня за руку, хотя я уже давно не малыш.

Сад окружала высокая каменная стена. Отец отворил калитку, и мы вошли.

Когда-то давным-давно мне разрешили поехать с Бенкой на дачу вВаксхольм. Мы сидели с ним на уступе скалы и удили рыбу. Садилось солнце.Небо было сплошь багровым, и вода словно замерла. Цвел шиповник, и его яркиецветы алели среди диких скал. А далеко-далеко на другой стороне залива вовесь голос куковала кукушка. Конечно, кукушку я так и не видел, но от еепения вся природа вокруг становилась еще прекраснее. Я ничего не сказалБенке, боясь показаться смешным, хотя сам был твердо уверен, что прекраснееэтого ничего нет на свете.

Но тогда я еще не видел сада моего отца. Я не видел его роз, целогоморя сказочных чудесных роз, струившихся разноцветными потоками, его белыхлилий, колыхавшихся на ветру. Я не видел его тополей с серебристымилистьями. Их вершины упирались в самое небо, так что, когда наступал вечер,звезды зажигались прямо на их макушках. Я не видел его белых птиц, порхающихв саду, и никогда не слыхал ничего похожего на их песни и на музыкусеребристых тополей. Никому никогда не приходилось слышать и видеть столькопрекрасного, сколько услышал и увидел я в саду моего отца. Я стоялнеподвижно, не отпуская руку отца, а он потрепал меня по щеке и сказал:

- Мио, мой Мио, тебе нравится сад?

Я не в силах был ответить. Меня охватило непонятное чувство. Словнотоска закрадывалась в сердце, хотя мне не было ни капельки грустно, даженаоборот.

Мне захотелось поскорее приласкаться к отцу, чтобы он не почувствовалмоей смутной тревоги. Но прежде чем я успел что-либо сделать, он сказал:

- Хорошо, что ты так счастлив. Будь всегда таким, Мио, мой Мио!

Отец пошел к садовнику, который его давно ждал, а я стал носиться посаду. У меня даже голова кружилась от всей этой красоты, словно я всластьнапился медового сиропа. Мои ноги не могли устоять на месте и приплясывали,а руки налились силой. Вот бы Бенка был со мной! Я бы подрался с ним,понятно понарошку. И верно, как мне не хватало Бенки! Бедняга Бенкапо-прежнему бегает в парке Тегнера, а там сейчас и ветер свистит, и дождьльет, и темно. Уж теперь-то он, пожалуй, знает, что я пропал, и удивляется,куда это я подевался. Бедняга Бенка! Ведь нам было так весело друг с другом.И, гуляя в саду моего отца-короля, я вдруг загрустил о Бенке. Он былединственный, кого мне не хватало из моей прежней жизни. А больше я ни о комособенно не тосковал. Хотя, может, еще о тетушке Лундин, ведь она былавсегда так добра ко мне. Но больше всего я вспоминал Венку.

Углубившись в свои мысли, я тихо брел по извилистой тропинке в садусреди роз. Вдруг я поднял глаза. Передо мной на дорожке стоял... кто бы выдумали? Бенка. Нет, это был не Бенка. Передо мной стоял мальчик с такими жетемно-каштановыми волосами, как у Бенки, и такими же карими глазами.

- Кто ты? - спросил я. - Юм-Юм, - ответил он.

И тут я увидел, что он не очень похож на Бенку. Он как-то серьезнее и,видимо, добрее Бенки. Бенка, конечно, тоже добрый, как и я, то есть в меру,но нам обоим случалось погорячиться и даже подраться друг с дружкой.Случалось нам и злиться друг на друга, хотя потом мы снова мирились. А вот сЮм-Юмом и подраться было никак нельзя.

- Знаешь, как меня зовут? - спросил я. - Думаешь, Буссе? Совсем нет,меня так звали раньше.

- Я знаю, что тебя зовут Мио, - ответил Юм-Юм. - Наш король послалгонцов по всей стране, и они возвестили, что Мио вернулся домой.

Подумать только! Как обрадовался мой отец, когда нашел меня. Он дажевелел оповестить об этом всех жителей своего королевства.

- А у тебя есть отец, Юм-Юм? - спросил я, изо всех сил желая, чтобы унего был отец.

- Конечно есть, - ответил Юм-Юм. - Мой отец - королевский садовник.Пойдем, посмотришь, где я живу.

И Юм-Юм побежал впереди по извилистой тропинке в самый отдаленныйуголок сада. Там стоял крохотный белый домик с соломенной крышей,точь-в-точь как в сказках. Стены его и крыша так густо поросли розами, чтодомика почти не было видно. Окошки были раскрыты настежь, и белые птицы товлетали в домик, то вылетали оттуда. Возле домика стоял стол со скамейкой, апозади виднелись ульи с пчелами. Кругом росли тополя и ивы с серебристойлиствой. Из кухни послышался чей-то голос.

- Юм-Юм, ты не забыл про ужин? - То был голос его матери.

Она вышла на крыльцо, улыбаясь. И я увидел, что она очень похожа натетушку Лундин, только чуть моложе. Глубокие ямочки на круглых щеках былисовсем как у тетушки Лундин, и она взяла меня за подбородок, ну точь-в-точькак тетушка Лундин.

- Добрый, добрый день, Мио! Хочешь поужинать вместе с Юм-Юмом?

- С удовольствием, - ответил я, - если только не доставлю вам хлопот.

Она сказала, что для нее это приятные хлопоты. Юм-Юм и я сели за столвозле домика, а его мама вынесла большое блюдо блинов, клубничное варенье имолоко. Мы с Юм-Юмом наелись так, что чуть не лопнули. Под конец мы толькоглазели друг на друга и смеялись. Как я радовался, что у меня есть Юм-Юм!

Вдруг подлетела белая птица и отщипнула кусочек блина с моей тарелки, инам стало еще веселее.

Тут мы увидели, что к нам направляется мой отец. Заметив меня, корольостановился.

- Мио, мой Мио, я вижу, тебе весело, - сказал отец.

- Да, простите! - извинился я, думая, что, может, королю, как дядеСикстену и тете Эдле, не нравится, когда громко смеются.

- Смейся на здоровье, - ответил отец. Потом он повернулся к садовнику исказал: - Мне нравится пение птиц, нравится перезвон моих серебристыхтополей, но больше всего люблю я слушать смех сына в моем саду.

И тут я впервые понял: мне нечего бояться отца. Что бы я ни сделал, онтолько посмотрит на меня своими добрыми глазами, вот как сейчас, когда онстоит, опираясь на плечо садовника, а белые птицы кружат над его головой. Икогда я понял это, то страшно обрадовался и, запрокинув голову, безудержнозахохотал, так что даже птицы всполошились.

Юм-Юм, наверное, думал, что я все еще смеюсь над птицей, котораястащила кусочек блина с моей тарелки, и тоже залился хохотом. Наш смехзаразил моего отца, папу и маму Юм-Юма. Не знаю, чему уж они смеялись, я-тоот всей души радовался тому, что у меня такой добрый отец...

Насмеявшись вдоволь, мы с Юм-Юмом побежали в сад и начали кувыркатьсяна полянках и играть в прятки среди розовых кустов. В саду было столькотайников, что и десятой их доли в парке Тегнера хватило бы нам с Бенкой погорло. Вернее, Бенке хватило бы. Ведь ясно, что мне-то не придется искатьтайники в парке Тегнера.

Смеркалось. Над садом опустилась легкая голубая дымка. Белые птицыугомонились, спрятавшись в своих гнездах. Серебристые тополя перестализвенеть. В саду воцарилась тишина. Только на верхушке самого высокого тополясидела большая черная птица и пела. Она пела лучше всех белых птиц, вместевзятых, и мне казалось, что она поет только для меня. Но в то же время мнехотелось заткнуть уши и не слушать птицу: ее пение нагоняло на меня тоску.

- Вот уж вечер, а скоро и ночь, - сказал Юм-Юм. - Мне пора домой.

- Постой, не уходи, - попросил я. Мне не хотелось оставаться наедине сэтой загадочной птицей. - Юм-Юм, кто это? - показал я на черную птицу.

- Не знаю, я зову ее птицей Горюн, раз она вся черная, словно в трауре,а поет так печально. Но, может, ее зовут иначе.

- Не очень-то она мне по душе, -признался я. . -А я ее люблю, - сказалЮм-Юм, - у нее такие добрые глаза. Спокойной ночи, Мио! - Он попрощался сомной и убежал.

Не успели мы выйти из сада, как птица взмахнула большими чернымикрыльями и взмыла ввысь.

И мне показалось, будто на небе зажглись три маленькие звездочки.

Мирамис

Интересно, что сказал бы Бенка, если бы увидел мою белую лошадь, моюМирамис с золотой гривой и с золотыми копытами?

Мы с Бенкой страшно любим лошадей. Когда я жил на улице Упландсгатан,моими друзьями были не только Бенка и тетушка Лундин. Я чуть не забыл еще ободном друге. Его звали Калле-Щеголь, то был старый ломовик с пивоваренногозавода.

Несколько раз в неделю, по утрам, в магазин на Упландсгатан привозилипиво. Когда я шел в школу, я всякий раз выкраивал несколько минут, чтобыхоть немного поболтать с Калле-Щеголем. То был добрый старый конь, и яприпасал для него кусочки сахара и корки хлеба. Бенка делал то же самое,ведь он не меньше меня любил Калле. Он говорил, что Калле - его конь, а я -что он мой; иногда мы даже ссорились из-за Калле. Но когда Бенка не слышал,я шептал на ухо Калле: "Ведь ты мой". И Калле-Щеголь понимающе косился в моюсторону. Ну зачем Бенке еще лошадь, ведь у него были мама, папа и все, чтодуше угодно. А если честно, Калле-Щеголь принадлежал вовсе не нам, апивоварне. Мы только воображали, будто он наш. Правда, временами я сам верилв это.

Иной раз, заболтавшись с Калле, я опаздывал в школу, а когдаучительница спрашивала меня, почему я не пришел вовремя, я не знал, чтоответить. Ведь не скажешь же учительнице, что просто-напросто заговорился состарым конем. Когда по утрам повозка с пивом слишком долго не появлялась,мне приходилось бежать в школу, так и не повидавшись с Калле-Щеголем. Язлился на кучера за то, что он такой нерасторопный. Сидя за партой, я крутилв кармане кусочки сахара и горбушку хлеба, я скучал по Калле и думал, чтопройдет еще несколько дней, прежде чем я его увижу. Тогда учительницаспрашивала:

- Что ты, Буссе, сидишь и вздыхаешь? Что случилось?

Я молчал, да и что я мог ответить? Разве могла понять учительница, какя сильно любил Калле?

Сейчас Калле целиком достался Бенке. Ну и правильно! Пусть Калле-Щегольутешает Бенку, раз меня нет.

А у меня есть Мирамис с золотой гривой. И досталась она мненежданно-негаданно.

Однажды вечером, когда мы с отцом болтали и строили планеры - ну также, как Бенка со своим отцом, - я рассказал отцу про Калле.

- Мио, мой Мио! - спросил отец. - Ты любишь лошадей?

- Ну да, - ответил я как можно равнодушнее, чтобы отец не подумал,будто мне чего-то не хватает.

На другое утро, гуляя с отцом по саду, я увидел, как навстречу мнесреди розовых кустов скачет белая лошадь. Никогда я не видел такогокрасивого галопа. Золотая грива развевалась по ветру, золотые копытасверкали на солнце. Лошадь мчалась прямо на меня и весело ржала. Мне никогдаеще не приходилось слышать такого буйного ржанья. Чуть-чуть струсив, япугливо прижался к отцу. Но отец твердой рукой ухватил лошадь за золотуюгриву, и она стала как вкопанная. Потом она ткнулась мягким носом в мойкарман, надеясь найти там сахар. Точь-в-точь как это делал Калле-Щеголь. Ксчастью, у меня в кармане завалялся кусочек сахара. Видно, по старойпривычке я сунул его в карман. Лошадь нашла его и, хрустя, съела.

- Мио, мой Мио! - сказал отец. - Это твоя лошадь, и зовут ее Мирамис.

О моя Мирамис! Я полюбил тебя с первого взгляда. Обойди хоть весь свет,прекраснее лошади не сыщешь. И она ни капельки не напоминала старого,измученного работягу Калле. По крайней мере, я не находил никакого сходства,пока Мирамис не подняла свою красивую голову и не посмотрела на меня. Тогдая видел, что у нее точно такие же глаза, как у Калле. Преданные-преданныеглаза, как у всех лошадей.

Никогда в жизни мне не приходилось ездить верхом. А тут отец посадилменя на Мирамис. - Не знаю, сумею ли я.

- Мио, мой Мио! - сказал отец. - Разве у тебя не мужественное сердце?

Едва я тронул поводья, как мы понеслись по саду под кронами тополей, исеребристые листья их застревали в моих волосах.

Я скакал все быстрее, быстрее и быстрее, Мирамис перемахивала черезсамые высокие кусты роз. Только раз она едва коснулась живой изгороди, иоблако розовых лепестков взметнулось за нами.

Тут в саду появился Юм-Юм. Увидев меня верхом, он захлопала ладоши изакричал:

- Мио скачет на Мирамис! Мио скачет на Мирамис!

Я придержал лошадь и спросил Юм-Юма, не хочет ли он прокатиться. Еще быне хотеть! Он тут же вскочил на лошадь и уселся позади. И. мы поскакали позеленым лугам, которые раскинулись за садом роз. В жизни не испытывал яничего подобного!

Королевство моего отца велико. А Страна Дальняя самая большая среди еговладений. Она простирается на восток и на запад, на север и на юг. Остров,на котором возвышается замок короля, называется Островом Зеленых Лугов.

- По ту сторону фьорда, за горами лежит Страна Заморская и СтранаЗагорная. Это тоже королевство твоего отца! - крикнул мне Юм-Юм, когда мымчались по зеленым лугам.

Кругом было так красиво. Мягкая сочная трава, пестрые цветы, а наизумрудно-зеленых холмах пасутся белые пушистые ягнята. И пастушокнаигрывает на флейте какой-то чудесный напев. Мне показалось, будто я слышалего раньше, только не припомню где. Во всяком случае не на улицеУпландсгатан, это уж точно.

Я остановил лошадь, и мы разговорились. Пастушка звали Нонно. Яспросил, не даст ли он поиграть мне на флейте. Он не только дал поиграть, нои научил меня своему напеву

- Хотите, я вырежу вам по флейте? - спросил он. Нечего и говорить, какнам этого хотелось. Неподалеку бежал ручей. Плакучая ива раскинула над нимсвои ветви. Мы уселись на берегу, болтали ногами в воде, а Нонно мастерилнам флейты. Нонно сказал, что напев его флейты - самый древний в мире.Пастухи наигрывали его на пастбищах уже много-много тысяч лет назад.

Мы поблагодарили Нонно за флейты и за то, что он научил нас игратьстаринный напев. Потом, вскочив на лошадь, поскакали дальше. И долго-долгоеще слышались затихающие звуки флейты, на которой Нонно наигрывал старинныйпастуший напев.

- Будем беречь эти флейты, - сказал я Юм-Юму. - Если кто-нибудь из наспопадет в беду, пусть сыграет на флейте пастуший напев.

Тут Юм-Юм обхватил меня сзади руками, чтобы не свалиться с лошади, исказал:

- Да, мы будем беречь эти флейты. Если услышишь мою флейту, знай, язову тебя.

- Хорошо, - ответил я. - А когда ты услышишь мою флейту, тоже знай:теперь я зову тебя. - Да, - сказал Юм-Юм.

И я подумал, что теперь он мой лучший друг. Конечно, если не считатьотца. Моего отца я любил больше всех на свете. А Юм-Юм мой сверстник илучший друг, раз уж я не могу больше видеться с Бейкой.

Вот здорово! У меня есть отец, Юм-Юм, Мирамис, и я, как вольный ветер,могу летать по холмам и лугам. Не мудрено, что от такого счастья голова идеткругом.

- А как попасть в Страну Заморскую и Страну Загорную? - спросил яЮм-Юма. - Через мост Утреннего Сияния, - ответил он. - Где же этот мост? -поинтересовался я. - Сейчас увидишь, - сказал Юм-Юм. И вправду, вскоре мыувидели мост. Он был такой громадный и длинный, что казалось, конца и краяему нет. Мост весь сверкал в сиянии солнца, он словно был выткан из золотыхсолнечных лучей.

- Это самый большой мост в мире, - сказал Юм-Юм. - Он соединяет ОстровЗеленых Лугов со Страной Заморской. Но по ночам король велит разводить его,чтобы мы могли спокойно спать на Острове Зеленых Лугов.

- Это почему? - спросил я. - Кто может нагрянуть к нам ночью?

- Рыцарь Като!

Едва он произнес эти слова, как в полях дохнуло холодом, а Мирамисзадрожала.

В первый раз услышал я о рыцаре Като и громко повторил:

- Рыцарь Като!

И мороз пробежал у меня по коже при этих словах.

- Жестокий рыцарь Като, - добавил Юм-Юм.

Мирамис тревожно заржала, и мы умолкли. Конечно, нам очень хотелосьпромчаться по мосту Утреннего Сияния, но ведь я не спросил разрешения уотца. Поэтому мы повернули обратно, в сад. Так закончилось наше первоепутешествие. В тот день мы еще долго мыли и чистили Мирамис, расчесывали еезолотую гриву, трепали по холке, угощали сахаром и хлебом, которые дала наммама Юм-Юма.

В саду мы с Юм-Юмом построили шалаш. Мы забирались туда и ели всякуювкуснятину. А больше всего нам нравились тоненькие блины с сахарным песком.Объедение, да и только. Бенкина мама тоже пекла блины, и мне иногдаслучалось их пробовать. Но блины, которые пекла мама Юм-Юма, были кудавкуснее. Бенка часто рассказывал мне о том, как он строил шалаши на даче вВаксхольме. Вот хорошо бы написать ему и рассказать о нашем с Юм-Юмомшалаше. "Красота, какой я шалаш себе отгрохал здесь, в Стране Дальней", -написал бы я ему. Да, красота!

Нравится ли музыка звездам?

На другой день мы снова поскакали в гости к Нонно. Сперва мы не моглиего найти. Но потом из-за холма до нас донеслись звуки его флейты. Сидя натраве, Нонно наигрывал свой напев, а его овцы мирно щипали траву.

Увидев нас, он отнял флейту от губ и сплюнул, потом рассмеялся исказал: - А вот и вы.

Видно было, что он обрадовался нам. Мы достали свои флейты и сталииграть втроем. До чего же чудесно у нас получалось, я даже не мог понять,как это мы научились играть так красиво.

- Жаль, что никто не слышит, как мы играем, - вздохнул я.

- Нас слушают травы, - сказал Нонно. - И цветы, и ветры. Нас слушаютдеревья. Посмотри, как притихли плакучие ивы, склонившись над ручьем.

- Неужто это правда? - спросил я. - Им нравится наша музыка? - Оченьнравится, - ответил Нонно. Мы еще долго играли травам и цветам, деревьям иветру. И все-таки мне было жаль, что никто из людей не слышит нас. ТогдаНонно предложил:

- Если хочешь, пойдем ко мне домой и сыграем моей бабушке.

Во всех сказках всегда есть добрые старички и старушки. Но настоящейживой бабушки я никогда еще не видел. И мне было очень интереснопознакомиться с бабушкой нашего друга Нонно.

Нам пришлось взять с собой ягнят, овец и Мирамис. Получился целыйкараван. Впереди шли Юм-Юм, Нонно и я, потом овцы и ягнята, а замыкалашествие Мирамис.

Мы шли по холмам и долинам, наигрывая на флейтах. Овцам и ягнятам,наверно, нравилось это веселое путешествие: всю дорогу они блеяли и прыгаливокруг нас.

Мы шли долго-долго. И наконец увидали жилище Нонно. То была маленькая,словно игрушечная, хижина с соломенной крышей, утонувшая в кустах жасмина ицветущей сирени.

- Тс-с... - прошептал Нонно. - Давайте напугаем бабушку!

Нонно, Юм-Юм и я выстроились перед окном. - Раз, два, три! -скомандовал Нонно. И мы заиграли, да так весело, что овцы и ягнята пустилисьв пляс. В оконце появилась древняя-предревняя старушка. Это и была бабушкаНонно. Всплеснув руками, она воскликнула: - Ой, какая чудесная музыка?Бабушка была очень старенькая, будто из сказки, хотя самая что ни на естьнастоящая, живая бабушка.

Потом мы вошли в хижину. Бабушка спросила нас, не хотим ли мы поесть.Еще бы не хотеть! Ведь мы страшно проголодались в пути. Бабушка досталакаравай хлеба и нарезала его толстыми ломтями. То был черный хлеб, новкуснее его я ничего не ел.

- До чего вкусно! - сказал я Нонно. - Что это за хлеб?

- Это просто черный хлеб, - ответил Нонно. - Хлеб насущный, каждый деньон утоляет наш голод.

Мирамис тоже была не прочь поужинать с нами. Она просунула голову вокошко и тихонько заржала. Ну и смеялись мы, вот была потеха! А бабушкапохлопала Мирамис по морде и дала ей своего вкусного хлеба.

А потом мне захотелось пить, и я сказал об этом Нонно.

Он провел нас в сад, где бил ключ с прозрачной водой. Нонно опустил висточник деревянную бадью, зачерпнул воды и дал нам напиться. Ни разу вжизни я не пил такой прохладной и вкусной воды.

- До чего вкусно, - сказал я Нонно. - Что это за вода?

- Самая обыкновенная вода, - ответил Нонно. - Она каждый день утоляетнашу жажду.

Мирамис тоже захотела пить, и мы дали ей воды, напоили овец и ягнят.

Нонно пора было возвращаться со стадом на пастбище среди холмов. Онпопросил бабушку дать ему пастуший плащ, которым он обычно укрывался, когданочевал с овцами под открытым небом. Бабушка протянула ему коричневый плащ.Ну и счастливчик этот Нонно - может ночевать один в поле. Мне еще никогда невыпадало такое счастье. Бенка и его родители выезжали за город навелосипедах, как заправские туристы. На какой-нибудь уютной лесной опушкеони разбивали палатку и ночевали в спальных мешках. Бенка уверял, что лучшеэтого ничего не бывает, и я охотно ему верю.

- Везет же тебе! - сказал я Нонно. - Ты можешь ночевать под открытымнебом.

- А тебе кто мешает? - спросил Нонно. - Пошли со мной!

- Нет! - отказался я. - Отец будет волноваться, если я не вернусьвечером домой.

- Я могу послать весточку королю, что ты ночуешь сегодня в поле, -сказала бабушка нашего друга Нонно.

- И моему отцу тоже, - попросил Юм-Юм.

- Ладно, пошлю и садовнику, - согласилась бабушка мальчика Нонно.

Мы с Юм-Юмом так обрадовались, , что начали скакать и прыгать пущеягнят.

Бабушка взглянула на нас и покачала головой: - Когда выпадет роса, вызамерзнете! - Внезапно лицо ее омрачилось. - У меня есть еще два плаща.

Она подошла к старинному сундуку, стоявшему в углу избушки, и досталадва плаща, красный и голубой.

- Плащи моих братьев! - тихо сказал Нонно.

- А где же твои братья? - спросил я.

- Рыцарь Като! - прошептал Нонно. - Жестокий рыцарь Като захватил их вплен.

При этих словах за окном заржала Мирамис так, словно ее кто-то ударил.Ягнята в испуге бросились к овцам, а овцы жалобно заблеяли, будто настал ихпоследний час. Бабушка дала мне красный плащ, а Юм-Юму голубой. Еще она далаНонно каравай хлеба насущного и кувшин с ключевой водой, утоляющей жажду, имы снова пустились в путь по холмам и долам. Участь братьев нашего другаНонно огорчила меня, но я все же радовался, что проведу ночь под открытымнебом.

Мы остановились у подножия холма, где плакучая ива смотрится впрозрачный ручей. Развели огромный жаркий костер и, усевшись вокруг него,поели хлеба насущного и попили ключевой воды, утоляющей жажду.

Скоро опустился туман, и сгустилась тьма, но у костра было тепло исветло.

Потом мы завернулись в плащи и легли у костра, прижавшись друг к другу.Вокруг нас улеглись овцы и ягнята, а Мирамис неподалеку пощипывала траву. Мыслышали, как ветер шелестит травой, и видели, как огни костров озаряютпритихшие дали. Много-много костров мерцало в ночи, - ведь на ОстровеЗеленых Лугов пастухи зажигают их каждую ночь. Лежа на траве, мы глядели накостры и слушали старинный пастуший напев.

На небе светились звезды. Звезд крупнее и ярче я никогда не видывал. Ялежал и смотрел на них, потом перевернулся на спину, потеплее закутался вплащ и стал думать о звездах. Интересно, нравится ли музыка звездам? Яспросил об этом Нонно, и он ответил, что звезды, конечно, любят музыку.Тогда мы снова уселись вокруг костра, достали флейты и заиграли звездам нашпастуший напев.

Колодец-сказочник

А Страну Заморскую и Страну Загорную я еще не видел. Однажды, гуляя сотцом по саду, я спросил его, можно ли мне прокатиться на лошади по мостуУтреннего Сияния. Отец-король замедлил шаг и сжал ладонями мое лицо.Серьезно и ласково он поглядел мне в глаза.

- Мио, мой Мио! - сказал он. - В моем королевстве можешь скакать, кудатебе вздумается. Можешь мчаться на запад и восток, на север и на юг, сколькохватит сил у Мирамис. Можешь играть на Острове Зеленых Лугов или отправитьсяв Страну Заморскую или Страну Загорную. Помни только об одном. Помни, чтоесть еще на свете Страна Чужедальняя.

- А кто там живет? - спросил я.

- Рыцарь Като, - ответил отец, и лицо его потемнело. - Жестокий рыцарьКато.

Как только назвал он это имя, словно злой вихрь пронесся по саду. Белыептицы попрятались в гнезда, а птица Горюн тревожно закричала и забилабольшими черными крыльями. И в тот же миг увяло несметное множество роз.

- Мио, мой Мио! - сказал отец. - Ты мне дороже всего на свете, и у менясжимается сердце всякий раз, как я вспоминаю о рыцаре Като.

Тут, словно в бурю, загудели серебристые тополя. Много листьевосыпалось на землю. И когда они опадали, казалось, кто-то плакал. Ячувствовал, что боюсь рыцаря Като, ужасно боюсь...

- Пожалуйста, не думай больше о нем, если тебя это удручает, - попросиля отца.

Король кивнул и взял меня за руку.

- Ты прав. Пока я не буду думать о нем. Пока еще ты можешь играть нафлейте и строить шалаши в саду роз.

И мы отправились на поиски Юм-Юма. У моего отца было немало забот: ведьне так-то просто управлять таким огромным королевством. Но всегда у негонаходилось время и для меня. Ни разу я не слышал от него: "Проваливайотсюда, мне некогда". Ему было хорошо со мной.

Каждое утро мы гуляли в саду. Он показывал мне птичьи гнезда, заходил внаш шалаш, учил меня ездить верхом на Мирамис и беседовал со мной и Юм-Юмомобо всем на свете. Точь-в-точь как отец Бенки разговаривал со мной. И Бенкавсегда бывал страшно доволен. На лице у него словно было написано: "Хоть этои мой отец, мне приятно, что он разговаривает с тобой". Я тоже оченьрадовался, когда мой отец беседовал с Юм-Юмом.

Наши с Юм-Юмом дальние прогулки верхом на лошади были очень кстати, аиначе где бы отец нашел время управляться с таким большим королевством. Еслибы мы не пропадали целыми днями, отец, наверное, только бы и занимался снами вместо того, чтобы решать государственные дела. Ему здорово повезло,что моими друзьями были Юм-Юм и Мирамис.

О моя Мирамис, какие путешествия я совершал верхом на твоей спине! Омоя Мирамис, ты впервые пронеслась со мной по мосту Утреннего Сияния, иэтого я никогда не забуду.

Было это в предрассветный час. Часовые только-только опустили мостпосле ночи. Зеленые шелковые травы умывались росой, и Мирамис замочила своизолотые копыта, но что ей было до этого! Мы с Юм-Юмом встали ни свет низаря, и нас клонило ко сну. Но прохладный бодрящий ветерок освежал нашилица, и, пока мы скакали по лугам, мы совсем проснулись. С восходом солнцамы были уже на мосту Утреннего Сияния. Казалось, он был соткан из золотыхлучей и света. Мост высоко-высоко вознесся над водой. Глянешь вниз - головакружится. Мы скакали по самому высокому и самому длинному мосту в мире..Золотая грива Мирамис горела на солнце. Лошадь скакала все быстрее, быстрееи быстрее, а мы поднимались на мост все выше, выше и выше. Копыта Мирамисгрохотали как гром. Как чудесно! Скоро я увижу Страну Заморскую, скоро,скоро.

- Юм-Юм, - закричал я, - Юм-Юм, разве ты не рад? Посмотри, как чудесно!

Но вдруг я увидел, что вот-вот случится беда! Ужасная беда. Мирамис наполном скаку мчалась прямо навстречу бездне. Впереди больше не было моста,он круто обрывался. Видно, часовые не опустили его до конца, и он недоставал до земли по другую сторону фьорда.

Перед нами зияла пропасть. Никогда мне еще не было так страшно. Я хотелокрикнуть Юм-Юма, но не смог. Я потянул поводья, попробовал осадить Мирамис,но она меня не послушалась. Дико заржав, она продолжала скакать навстречугибели, грохоча копытами. До чего же я испугался. Вот-вот мы полетим вбездну. Вот-вот перестанут стучать копыта Мирамис, и я услышу ее ржание,когда она с развевающейся золотой гривой рухнет в пропасть. Я закрыл глаза ивспомнил моего отца-короля. Копыта Мирамис грохотали как гром.

Внезапно грохот прекратился. Я слышал стук копыт, но теперь они стучалипо-другому. Мне показалось, будто Мирамис скачет по мягкому шелку. Я открылглаза и посмотрел. И увидел, что Мирамис парит в воздухе. О моя Мирамис сзолотыми копытами и золотой гривой! Она мчалась по воздуху так же легко, каки по земле.

Она летела над облаками, а если бы захотела, могла перепрыгнуть череззвезды. Ни у кого на свете нет такой замечательной лошади! И никто не можетпредставить себе, как здорово, сидя на спине Мирамис, плыть по воздуху ивидеть внизу Страну Заморскую, всю залитую солнцем.

- Юм-Юм, - закричал я. - Юм-Юм, Мирамис может летать над облаками!

- А ты разве не знал? - спросил Юм-Юм так, будто Мирамис только иделала, что летала по воздуху.

- Нет, откуда же мне знать, - ответил я. - Ты еще так мало знаешь, Мио!- сказал Юм-Юм. Долго-долго неслись мы в вышине. Мирамис перепрыгивала содного облачка на другое.

Прямо дух захватывало, до чего было здорово! Наконец пришла пораприземляться. Мирамис медленно донесла нас до земли и остановилась. И мыоказались в Стране Заморской.

- А вот и зеленая роща для твоей Мирамис с золотой гривой, - сказалЮм-Юм. - Пусть пасется, а мы пока навестим Йри. - Кто такой Йри? - спросиля. - Скоро увидишь, - ответил Юм-Юм. - Йри со своими сестрами и братьямиживет совсем рядом. Он взял меня за руку и повел к домику, что стоялневдалеке. Маленький белый домик с соломенной крышей, точь-в-точь такой, какв сказках. Трудно объяснить, почему домик казался сказочным: то ли от неговеяло стариной, то ли вековые деревья, которые росли кругом, придавали емутакой вид, а может, была какая другая причина, не знаю.

Во дворе перед домом виднелся старинный круглый колодец. Может, этоколодец придавал домику сказочный вид? В наше время таких колодцев больше неувидишь. По крайней мере мне видеть не приходилось.

Вокруг колодца сидело пятеро ребятишек. Старший мальчик улыбнулся намширокой доброй улыбкой.

- Я видел, как вы подъехали. У вас замечательная лошадь.

- Ее зовут Мирамис, - ответил я. - Это Юм-Юм, а я - Мио.

- Я вас знаю, - сказал мальчик. - Меня зовут При, а это мои братья исестры. Видно было, что они рады нашему приезду. На Упландсгатан такойвстречи и ждать нечего. Там мальчишки огрызались, как волчата, на каждогонезнакомца, осмелившегося к ним подойти. Они всегда находили кого-нибудь,над кем могли поиздеваться, кого не брали с собой в игру или вовсепрогоняли. Чаще всего прогоняли меня. Только один Бенка всегда играл сомной... Вожаком мальчишек на Улландсгатан был самый большой из них - Янне. Яне сделал Янне ничего плохого, но стоило ему увидеть меня, как он начиналкричать: "Убирайся отсюда подобру-поздорову, а не то как залеплю оплеуху -закачаешься!" После этого мне нечего было и мечтать поиграть с ребятами влапту. Ведь вся улица была на стороне Янне и во всем подражала ему, потомучто Янне был вожаком.

И теперь я просто удивлялся, когда встречал таких приветливых ребят,как Йри с его братьями и сестрами, Юм-Юм или Нонно.

Мы с Юм-Юмом уселись рядом с Йри. Я заглянул в колодец. Он был такойглубокий, дна не видать. - Как же вы достаете воду? - спросил я. - Мы недостаем оттуда воду, - ответил Йри. - Это не простой колодец.

- Что же это за колодец? - спросил я.

- Это - колодец-сказочник. Он нашептывает сказки по вечерам, - ответилЙри.

- Как так? - изумился я.

- Потерпи до вечера, узнаешь.

Весь день мы провели с Йри, его братьями и сестрами, играя под кронамивековых деревьев. А когда проголодались, сестра Йри, Минонна-Нель, сбегалана кухню за хлебом. Как у бабушки нашего друга Нонно, то был хлеб насущный,и мне он показался таким же вкусным, как и у нее.

В траве под деревьями я вдруг увидел серебряную ложечку. Я показал ееЙри, и он сразу загрустил.

- Это ложечка нашей сестренки, - сказал он. - Мио нашел ложечку нашейсестренки! - закричал он своим братьям и сестрам.

- А где ваша сестренка? - спросил я.

- Рыцарь Като, жестокий рыцарь Като похитил ее.

Только он назвал это имя, в воздухе сразу похолодало. Огромныйподсолнух в саду увял, а крылья у бабочек отвалились. Никогда они уже несмогут летать. А я почувствовал, что боюсь рыцаря Като, просто ужасно боюсь.

Я протянул Йри серебряную ложечку, но он сказал:

- Возьми себе ложечку нашей сестренки. Ей она больше не понадобится;раз ты нашел ее, она твоя.

Услыхав, что их сестренке ложечка больше не понадобится, малышизаревели.

Но мы снова затеяли игры и старались не думать о грустных вещах.Ложечку я сунул в карман и позабыл о ней.

День клонился к вечеру, стало смеркаться. Тогда Йри, таинственноподмигнув малышам, сказал: - Пора!

Все уселись на краю колодца, мы с Юм-Юмом тоже сели рядом.

- Тише! - прошептал Йри.

Мы сидели молча и ждали. Меж вековых деревьев быстро сгущались тени.Домик Йри погружался в таинственный полумрак.

Казалось, что-то серое, таинственное, древнее окружает со всех сторондомик, деревья, колодец, по краям которого мы примостились.

- Помолчим! - прошептал Йри, хотя никто из нас и рта не открывал.

Мы еще немного помолчали. Меж деревьев становилось все сумрачнее, всетемнее. Было совсем тихо. Я ничего не слышал.

Но вот раздались какие-то звуки. Правда, правда, в колодце послышалсячей-то шепот. Какой-то странный, ни на что не похожий голос нашептывалсказки. То были никому не ведомые сказки, самые прекрасные в мире. Ничего ятак не люблю, как слушать сказки. Я улегся животом на край колодца, чтоб непропустить ни словечка. Иногда голос начинал напевать - то были чудесные,диковинные песни. - Что это за колодец?- спросил я Йри. - Колодец, до краевполный сказок и песен, вот все, что я знаю, - ответил Йри. - Колодец забытыхсказок и песен, которые в стародавние времена славились во всем свете. Атеперь они забыты, и только колодец-сказочник хранит их в своей памяти.

Долго мы так сидели. Темнота все сгущалась меж деревьев, а голосстановился все тише и тише, пока совсем не смолк.

Далеко в зеленой роще заржала Мирамис. Она напомнила мне, что поравозвращаться домой к отцу.

- Прощай, Йри, прощай, Минонна-Нель, прощайте, малыши! - сказал я.

- Прощай, Мио, прощай, Юм-Юм! - ответил Йри. - Приезжайте к нам еще. -Конечно, приедем! - пообещал я. Мы пошли к Мирамис, взобрались ей на спину ипомчались домой. Мрак поредел: на небе взошла луна, осветила зеленые рощи, идеревья засеребрились, точь-в-точь как тополя в отцовском саду.

Мы подъехали к мосту Утреннего Сияния, но я с трудом узнал его. То былсовсем другой мост, он словно был выткан из серебряных лучей.

- Ночью мост и называется иначе, - сказал Юм-Юм.

- Как же он называется ночью? - спросил я.

- Мост Лунного Сияния, - ответил Юм-Юм.

Мы скакали по мосту Лунного Сияния, который вот-вот должны былиразвести часовые. Мы видели костры, зажженные пастухами на Острове ЗеленыхЛугов. Отсюда они выглядели маленькими огоньками. Весь Мир был погружен втишину, и только копыта Мирамис грохотали по мосту. При свете луны Мирамисказалась призрачной лошадью, а грива ее не золотой, а серебряной.

Я вспомнил колодец-сказочник и сказки, которые слышал. Особенно мнепонравилась одна, она начиналась так:

"Жил-был на свете королевич. Однажды в лунную ночь оседлал он коня иотправился странствовать". Вот здорово! И я бы мог стать героем сказки! Яведь тоже королевский сын!

Все ближе и ближе Остров Зеленых Лугов, копыта Мирамис грохочут какгром. Я все время думаю об этой сказке, она кажется мне такой прекрасной:

"Жил-был королевич. Однажды в лунную ночь оседлал он коня и отправилсястранствовать. Вот скачет он Дремучим Лесом..."

Вот скачет он Дремучим Лесом...

Когда я еще жил у дяди Сикстена и тети Эдли, я частенько брал вбиблиотеке сказки. Но тетя Эдля терпеть этого не могла.

- Опять уткнулся носом в книгу! - ворчала она. - Вот потому ты такойзаморыш, такой бледный и несчастный, что не бываешь на воздухе, как другиедети!

Я-то бывал на воздухе - почти все время торчал на улице. Но тете Эдле идяде Сикстену, верно, больше всего хотелось, чтоб я вовсе не возвращалсядомой. Теперь они небось рады: ведь я никогда не вернусь к ним.

Читать я мог только по вечерам, да и то урывками, и бледный был вовсене поэтому. Посмотрела бы тетя Эдля, как я окреп и вырос, каким стал смуглыми здоровым.

Окажись я на Упландсгатан, я бы мог запросто вздуть Янне одной рукой,но я все равно не стал бы этого делать - просто не хочу.

Интересно, что сказала бы тетя Эдля, если б услыхала про колодец,который нашептывает по вечерам сказки, если б узнала, что вовсе незачемсидеть на одном месте, уткнувшись носом в книги, а можно прямо на свежемвоздухе слушать сколько хочешь сказок. Может, это понравилось бы даже тетеЭдле, хотя она, по правде сказать, никогда не бывает довольна.

"Жил-был королевич. Однажды в лунную 'ночь оседлал он коня и отправилсястранствовать. Вот скачет он Дремучим Лесом..."

Так нашептывал колодец, и я не мог забыть его слов. Казалось, колодецрассказал эту сказку неспроста. Вдруг я и есть тот самый королевич, которыйскакал Дремучим Лесом и которому снова предстоит совершить этот путь?

Я спросил отца, не знает ли он, где Дремучий Лес. Конечно, он знал.

- Дремучий Лес в Стране Загорной, - сказал он. И до чего ж печальнозвучал его голос. - Зачем он тебе, Мио, мой Мио?

- Хочу побывать там нынче ночью, как взойдет луна, - отвечал я.

Мой отец, пораженный, взглянул на меня. - Вот как! Уже нынче? - сказалон, и голос его зазвучал еще печальней.

- Может, ты против? - спросил я. - Может, ты будешь беспокоиться, еслия уйду из дома и поскачу ночью в Дремучий Лес? Отец покачал головой.

- Нет, - ответил он, - лес, мирно спящий при свете луны, никому непричинит зла.

Потом отец замолчал и сел, обхватив голову руками, - видно было, что онпогрузился в раздумье. Обняв его за плечи, я сказал: - Хочешь, я останусьдома, с тобой? Он долго смотрел на меня; глаза его были печальны.

- Нет, Мио, мой Мио! Ты не останешься. Луна уже взошла, и Дремучий Лесждет тебя.

-А ты и вправду ничуть не горюешь? - спросил я.

- Вправду, - ответил он, погладив меня по голове. Тогда я побежалспросить Юм-Юма, не поедет ли он со мной в Дремучий Лес. Но отец тотчасокликнул меня: - Мио, мой Мио!

Я обернулся: отец протягивал ко мне руки. Я бросился к нему и очутилсяв его объятиях. Мы долго стояли, крепко-крепко обнявшись, а потом я сказал:- Ведь я скоро вернусь!

- Возвращайся быстрее, чуть слышно прошептал отец.

Юм-Юма я отыскал у домика садовника и рассказал ему, что собираюсь вДремучий Лес.

- Вот как! Наконец-то! - воскликнул Юм-Юм.

Как все непонятно! Когда я сказал, что собираюсь в Дремучий Лес, отецизумился: "Вот как! Уже нынче?", а Юм-Юм: "Вот как! Наконец-то!" Но я нестал ломать себе голову над этим.

- Поедешь со мной? - спросил я Юм-Юма.

Юм-Юм глубоко вздохнул.

- Да! - ответил он. - Да! Да!

Мы пошли за Мирамис, которая паслась в саду среди кустов роз, и ясказал, что ей придется везти нас в Дремучий Лес.

Тут Мирамис заплясала, будто услышала очень приятную весть. Только мы сЮм-Юмом взобрались к ней на спину, как Мирамис вихрем помчалась вперед.Когда мы выезжали из сада, мне послышался голос отца.

- Мио, мой Мио! - звал он, и печальнее голоса мне слышать недоводилось. Но свернуть с пути я не мог. Не мог.

Страна Загорная была за тридевять земель. Пешком, и без такой лошади,как Мирамис, нам бы туда ни за что не попасть. Нам бы ни за что неперевалить через высокие горные хребты, достающие чуть не до небес. НоМирамис, точно птица, парила над вершинами гор. Я велел ей опуститься насамую высокую из вершин, покрытую вечными снегами. Сидя на лошади ? верхом,мы разглядывали страну, ожидавшую нас у подножия гор.

Там, освещенный луной, виднелся Дремучий Лес. Он был так красив и,казалось, не таил никакой опасности. Видно, и в самом деле лес, мирно спящийпри свете луны, никому не причинит зла.

Да, правду говорил мой отец: не только люди добры в этой стране. Леса илуга, ручьи и зеленые рощи приветливо встречали человека, ночь была так желаскова, как и день, луна светила таким же мягким светом, как и солнце, атемнота в лесу - такой же, как и обычная темнота. Так что бояться былонечего! Только одного, одного-единственного надо было бояться!

Вдали за Дремучим Лесом я увидел страну, погруженную во мрак, страшный,беспросветный мрак. Посмотришь на него и содрогнешься.

- Что за ужасная страна! - сказал я Юм-Юму.

- Там начинается Страна Чужедальняя, - ответил Юм-Юм. - Эти землиграничат с ней.

- Страна рыцаря Като! - воскликнул я.

Тут Мирамис задрожала всем телом, а огромная каменная глыба откололасьот горы и, страшно грохоча, покатилась вниз в долину.

Да, только одного рыцаря Като надо было бояться! Очень бояться! Но мнене хотелось больше думать о нем.

- В Дремучий Лес, - сказал я Юм-Юму. - В Дремучий Лес - вот куда яхочу!

Тут Мирамис заржала, и высоко в горах гулко отозвалось эхо. Медленнопоплыла Мирамис по воздуху вниз, к освещенному луной лесу, который рос уподножия гор. А из леса донеслись ответные звуки, будто сотня лошадейзаржала в ночи.

Мы опускались все ниже и ниже, покуда копыта Мирамис не коснулисьверхушек деревьев... Нежно-нежно. Мы продолжали опускаться меж зеленыхветвей. И вот мы в Дремучем Лесу.

На своем веку я повидал не так уж много лесов, но, сдается мне, вряд линайдется на свете хоть один, похожий на этот. Дремучий Лес хранил тайну.Великая, удивительная тайна скрывалась в нем - я это чувствовал. Но, видно,луна набросила на нее свой покров, и я ничего не мог разгадать. Шелестелидеревья, они нашептывали про эту тайну, но я ничего не мог понять. Деревьямерцали при свете луны, они знали эту тайну, а я ничего не знал.

Вдруг мы услыхали отдаленный топот копыт. Словно сотня лошадей несласьво весь опор в ночи, а когда Мирамис заржала, словно сотня лошадей заржалаей в ответ. Все ближе и ближе топот копыт, все неистовей дикое ржание. Неуспели мы опомниться, как на нас налетела лавиной сотня белоснежных лошадейс развевающимися гривами. Мирамис оказалась в середине табуна, и лошадипонеслись вскачь по лесной прогалине. Юм-Юм и я соскочили на землю и, стояпод деревом, смотрели, как белоснежные лошади с Мирамис впереди в дикомнеистовстве носятся при свете луны взад и вперед.

Смотри, как они радуются! - сказал Юм-Юм.

Чему они радуются? - спросил я.

- Тому, что Мирамис вернулась домой, - ответил Юм-Юм. - Разве, ты незнаешь, что Мирамис родом из Дремучего Леса?

- Нет, не знаю, - сказал я.

Ты так мало знаешь, Мио! - сказал Юм-Юм.

- Как же Мирамис попала ко мне? - спросил я.

- Твой отец послал в Дремучий Лес гонца с наказом: одна из белыхлошадей, его подданных, должна отправиться на Остров Зеленых Лугов и статьтвоей лошадью.

Я смотрел на Мирамис, которая носилась во всю прыть при свете луны, ирадовался. Но вдруг почувствовал беспокойство.

- Как ты думаешь, Юм-Юм, Мирамис не сердится, что ей пришлось статьмоей лошадью? - спросил я. - Может, она тоскует по Дремучему Лесу?

Только я произнес эти слова, как Мирамис подбежала ко мне. Она положилаголову мне на плечо и тихонько заржала.

- Видишь, ей нравится с тобой, - сказал Юм-Юм. Я был счастлив. ПотрепавМирамис по холке, я протянул ей кусок сахару, и она, мягко ткнувшись носом вруку, взяла у меня сахар.

Мы поехали дальше, все лесом и лесом, а сотня белоснежных лошадейскакала за нами следом.

В воздухе носилась тайна. Весь лес знал эту тайну, ее знало каждоедерево, липы и осины тихо шелестели, нашептывая о ней, когда мы проезжалимимо. Белоснежные лошади знали ее.

Все, кроме меня, знали эту тайну! Юм-Юм был прав, говоря: "Ты так малознаешь, Мио!" Я пустил Мирамис вскачь. Мы мчались вихрем. Мой красный плащзацепился за ветку дерева. Может, дерево хотело остановить меня; может, онохотело поведать мне тайну? Но я так спешил. Я поскакал дальше, а в плащемоем зияла прореха.

Вдруг посреди леса мы увидели белоснежный сказочный домик с соломеннойкрышей. Вокруг цвели яблони. В свете луны они отливали молочной белизной.Окошко домика было открыто, и оттуда доносился какой-то мерный стук.Казалось, там кто-то ткал.

- Поглядим, что там, - сказал я Юм-Юму. - Давай поглядим! - ответилЮм-Юм.

Соскочив с Мирамис, мы направились по тропинке меж яблонь к дому. Явзялся за ручку двери, и стук прекратился.

- Войдите, милые мальчики! - сказал кто-то. - Я так давно вас жду.

Мы вошли в дом. Там за ткацким станком сидела женщина. Она ласковокивнула нам.

- Почему ты ночью не спишь, а работаешь? - спросил я.

- Я тку чудодейное полотно. А делать это можно только ночью.

Луч луны проник в окошко и осветил ткань. Как красиво она переливалась!Краше ткани я в жизни не видел.

- Волшебную ткань, чудодейное полотно ткут всегда ночью, - повторилаженщина.

- А из чего ее ткут, такую красивую? - спросил я.

Женщина не ответила и снова принялась ткать, тихо напевая под стукстанка:

Месяца бледного луч серебряный,

Месяца бледного луч, сердца алая кровь,

Алая кровь и серебряный луч,

Яблони белый цвет, яблони белый цвет

Нежный рождают шелк,

Нежнее, чем ветер ночной

И ласковый шелест травы.

А над лесом птица Горюн поет, вещая черное горе.

Ткачиха пела тихо и монотонно. Только она смолкла, как в лесу раздаласьдругая песня, которую я тотчас узнал. Правду сказала ткачиха: над лесом пелаптица Горюн, вещая горе. Сидя на самой макушке дерева, она пела так, чтотоска сжимала сердце.

- Почему так поет птица Горюн? - спросил я ткачиху.

Женщина заплакала, слезы ее скатывались на полотно, оборачиваясьмаленькими прозрачными жемчужинами, и ткань становилась краше прежнего.

- Почему так поет птица Горюн? - снова спросил я.

- Она поет о моей маленькой дочке, - ответила ткачиха и горькозарыдала. - Она поет о моей маленькой дочке, которую похитил разбойник.

- Какой же разбойник похитил твою маленькую дочку? - спросил я, хотяуже понял, о ком идет речь и кто этот разбойник. - Не надо, не упоминай егоимени, - добавил я немного погодя.

- Не буду, - ответила ткачиха, - не то угаснет свет луны, а белоснежныелошади заплачут кровавыми слезами.

- Почему они заплачут кровавыми слезами? - спросил я.

- Им жаль своих маленьких жеребят, которых тоже похитил разбойник, -сказала ткачиха. - Слушай, как поет над лесом птица Горюн.

Я стоял посреди комнаты и слушал, как на воле поет птица Горюн.Вечерами она часто пела мне в отцовском саду, но тогда я не понимал, о чемона поет. Теперь я знал: она пела о маленькой дочке ткачихи, о братьяхнашего друга Нонно, о сестренке мальчика Йри и еще о многих-многих других,кого схватил и увез в свой замок злой рыцарь Като.

Вот почему горевали люди в маленьких домиках на Острове Зеленых Лугов,в Стране Заморской, по ту сторону фьорда и в Стране Загорной. Они горевали одетях, своих детях. Даже лошадям в Дремучем Лесу было о ком горевать, и ониплакали кровавыми слезами, когда слышали имя разбойника.

Рыцарь Като! Как я боялся его! Как боялся! Но, стоя здесь, в этойкомнате, и слушая песню птицы Горюн, я вдруг понял, зачем скакал ДремучимЛесом нынче ночью. За Дремучим Лесом начинались земли Страны Чужедальней.Туда-то мне и надо. Туда-то мне и надо, чтобы сразиться с рыцарем Като, хотяя так боялся его, так боялся! Глаза мои наполнялись слезами, лишь только япредставлял, что меня ждет.

Женщина снова принялась ткать. Не обращая внимания ни на Юм-Юма, ни наменя, она вполголоса напевала под стук станка все ту же монотонную песню:

Месяца бледного луч,

Месяца бледного луч, сердца алая кровь...

- Юм-Юм, - сказал я. И голос мой как-то странно. - Юм-Юм, я отправляюсьЧужедальнюю.

- Знаю, - ответил Юм-Юм. Ну и удивился же я!

- Как ты узнал? - спросил я.

- Ты так мало знаешь, Мио! - сказал Юм-Юм.

- А ты, ты знаешь, верно, все? - спросил я.

- Да, знаю, - ответил Юм-Юм. - Я уже давно знаю, что тебе предназначеноотправиться в Страну Чужедальнюю. Все это знают.

- Все это знают?

- Да, - сказал Юм-Юм. - Птица Горюн знает. Ткачиха знает. Белоснежныелошади знают. Весь Дремучий Лес знает: деревья шепчут про это, и травы, ицветущие яблони - все это знают.

- Да ну! - удивился я.

- Каждый пастух на Острове Зеленых Лугов знает, и по ночам его флейтапоет об этом. Нонно знает. Его бабушка знает, Йри с братьями и сестрами тожезнают. Колодец, который нашептывает по вечерам сказки, тоже знает. Говорютебе, все это знают.

- А мой отец?.. - прошептал я. - Твой отец всегда знал,

- сказал Юм-Юм.

- И он хочет, чтоб я отправился туда? - спросил я, не в силах сдержатьлегкую дрожь в голосе.

- Да, хочет! - ответил Юм-Юм. - Он страдает, но хочет, чтоб тыотправился туда.

- Но я так боюсь! - признался я, плача. Только сейчас я по-настоящемупонял, как боюсь. - Юм-Юм, я не отважусь на это, - сказал я, обнимая своегодруга. - Почему мой отец-король хочет, чтоб именно я совершил этот подвиг?

- Мальчик королевского рода - единственный, кому суждено свершить этотподвиг.

- А если я погибну? - спросил я, крепко ухватившись за руку Юм-Юма. Онне ответил.

- И мой отец хочет, чтоб я все равно отправился туда?

Женщина перестала ткать - в комнате стало тихо. Смолкла птица Горюн.Замерли листья на деревьях, не слышно было ни малейшего шелеста. Стояламертвая тишина.

Юм-Юм кивнул и едва слышно сказал:

- Да, твой отец все равно хочет, чтоб ты отправился туда.

- Я не отважусь на это! - закричал я. - Не отважусь! Не отважусь!

Юм-Юм молчал. Он только смотрел на меня, не произнося ни слова. Сновазапела птица Горюн, и от ее песни сердце замерло у меня в груди.

- Она поет о моей маленькой дочке, - сказала ткачиха, и слезы еежемчужинками покатились по полотну. Я сжал кулаки.

- Юм-Юм! - сказал я. - Я еду в Страну Чужедальнюю!

При этих словах за окном пронесся ветер. Дремучий Лес зашумел, а птицаГорюн залилась песней, такой звонкой, какой не слыхал еще ни один лес вмире.

- Я знал это! - сказал Юм-Юм.

- Прощай, Юм-Юм! - сказал я, чувствуя, что вот-вот зареву. - Прощай,дорогой Юм-Юм.

Юм-Юм посмотрел на меня, посмотрел почему-то глазами Бенки и,улыбнувшись, сказал:

- Я пойду с тобой!

Вот это друг! Юм-Юм - настоящий друг. Я так обрадовался, когда онсказал, что пойдет со мной! Но я не хотел подвергать его жизнь опасности.

- Нет, Юм-Юм! - сказал я. - Ты не пойдешь со мной, ты не можешь идти сомной!

- Нет пойду! - возразил Юм-Юм. - "Мальчик королевского рода, верхом набелоснежной лошади, в сопровождении единственного друга" - так былопредсказано. И не тебе менять то, что было предначертано много-много тысячлет назад.

- Много-много тысяч лет назад, - повторила ткачиха. - Помнится, ветрыпели про это в тот самый вечер, когда я сажала свои яблони, а было этодавным-давно. Много-много тысяч лет назад. Подойди ко мне, Мио! - позвалаона. - Я залатаю твой плащ.

Взяв чудодейную ткань, она отрезала лоскуток и залатала прореху в моемплаще. Но это еще не все. Она подбила мой плащ сверкающей тканью и набросилаего мне на плечи.

- Мое лучшее полотно я отдаю тому, кто спасет мою маленькую дочку, -сказала ткачиха. - А еще ты получишь хлеб, хлеб насущный. Береги его! Ты ещеузнаешь голод!

Она дала мне хлеб, и я поблагодарил ее. Потом, обернувшись к Юм-Юму,спросил:

- Готовы мы в путь?

- Да, готовы! - ответил Юм-Юм. Выйдя из домика, мы пошли по тропинкемеж яблонь. Только мы уселись верхом на Мирамис, как птица Горюн расправиласвои черные крылья и взмыла к горным вершинам.

Сотня белоснежных лошадей глядела нам вслед, когда мы скакали междеревьев. Они нас не провожали. Цветущие яблони белели, как снег, при светелуны. Они белели, как снег... Может, я никогда больше не увижу такихпрекрасных яблонь в белом цвету...

Заколдованные птицы

Может, я никогда больше не увижу яблонь в цвету, не услышу шелестазеленых деревьев и шелковистых трав. Потому что мы едем в страну, где нетцветов, где не растут ни деревья, ни травы.

Мы скачем в ночи. Все вперед и вперед. Освещенный светом луныприветливый лес остался далеко позади. Впереди сгущается мрак. Свет лунымеркнет, земля становится сухой и каменистой, вокруг отвесной стенойвздымаются голые скалы. Они надвигаются все ближе и ближе. И вот мы ужескачем меж высоких черных стен по тесной глухой тропинке на самом днеущелья.

- Была бы тропинка не так глуха, - сказал Юм-Юм, - горы не так черны, амы не так малы и беззащитны!

Тропинка змеилась и извивалась; казалось, тысяча опасностейподстерегает нас за каждым поворотом. Видно, Мирамис тоже чувствовала это.Она дрожала всем телом и хотела повернуть назад. Но я крепко держал поводья.Тропинка становилась все уже, черные скалы по сторонам все выше. Мраксгущался, и вот мы подъехали к какому-то подобию ворот. То была теснаярасщелина между скал. А там, за расщелиной, клубился ночной мрак, мрак,чернее которого нет ничего в целом мире.

- Страна Чужедальняя, - прошептал Юм-Юм. - Это ворота в СтрануЧужедальнюю.

Мирамис яростно сопротивлялась. Она вставала на дыбы и дико ржала.Только эти ужасные звуки нарушали тишину. Во мраке за воротами царилогробовое молчание. Глухой мрак словно подстерегал нас - казалось, онпоглотит нас, как только мы окажемся по ту сторону ворот.

Я знал, что мне предстоит окунуться в этот мрак. И все-таки я больше небоялся.

Теперь, когда я знал, что уже много-много тысяч лет назад мне на родубыло написано пройти сквозь эти мрачные ворота, я почувствовал себя смелее.Я подумал: "Будь что будет, пусть я даже никогда не вернусь обратно, всеравно бояться я больше не стану".

Я погнал Мирамис во мрак. Когда лошадь поняла, что я вовсе не собираюсьповорачивать назад, она с быстротой молнии проскочила сквозь теснуюрасщелину и понеслась дальше по мрачным дорогам Страны Чужедальней. Мымчались в ночи, вокруг нас стояла черная мгла, и я не видел дороги.

Но со мной был Юм-Юм. Он сидел за моей спиной, изо всех сил держась заменя, и я любил его как никогда. Я не был одинок, меня сопровождал друг, мойединственный друг! Почти все, что было предсказано, сбывалось.

Не знаю, сколько времени мы мчались во мраке. Быть может, одномгновение, быть может, долгие-долгие часы. А может, много-много тысяч лет!Во всяком случае, нам так казалось. Скачка наша напоминала дурной тяжелыйсон, от которого пробуждаешься с безумным криком и, лежа в постели, ещедолго испытываешь страх. Но от нашего сна пробуждения не было. Мы скакали искакали, не зная куда, не зная, сколько времени мы скачем. Мы просто скакалив ночи.

И вдруг Мирамис остановилась. Мы подъехали к озеру. Ни один самыйстрашный сон не сравнится с этим озером. Иной раз мне снятся глубокие черныеводы, которые разверзаются предо мной. Но ни мне, ни другим людям, ни одномучеловеку в мире никогда и не снились такие черные .воды, какие открылисьмоим глазам. То были самые угрюмые, самые страшные воды на свете. Озерозамыкали черные утесы. И птицы, несметное множество птиц кружило надмрачными водами. В темноте их не было видно, только слышались их крики. Ипечальнее этих криков мне слышать ничего не доводилось. О, как я жалел этихптиц! Казалось, будто они зовут на помощь, будто они в отчаянии плачут.

На другом берегу озера на самой высокой скале стоял высокий черныйзамок. Там светилось одно-единственное окошко. Оно, это окошко, светилось,словно злое человеческое око, жестокое и ужасное око, подстерегавшее нас вночи и желавшее нам зла.

- Замок рыцаря Като, - прошептал Юм-Юм.

Мирамис задрожала.

Замок рыцаря Като! Там, по другую сторону черных вод, был мой враг,тот, с кем мне предстояло сразиться. Злое око над озером пугало меня, хотя ятвердо решил больше не бояться. Оно пугало меня и словно предостерегало:тебе ли, малышу, победить такого грозного и опасного рыцаря, как Като. -Тебе понадобится меч! - сказал Юм-Юм. Только он произнес эти слова, каквблизи послышался чей-то стон.

- Ох... ох... ох! - стонал кто-то. - Я умираю с голоду, ох... ох... ох!

Я понимал, что идти на голос опасно. Нас могут заманить в ловушку. Новсе равно: кто бы ни был этот человек, надо во что бы то ни стало отыскатьего и узнать, может, и вправду ему нужна наша помощь.

- Я пойду с тобой! - отозвался на мои мысли Юм-Юм.

- А ты, Мирамис, останешься здесь! - потрепав лошадь по холке, приказаля. Мирамис тревожно заржала.

- Не бойся! - успокоил я. - Мы скоро вернемся.

- Ох... ох... ох! - послышалось снова. - Умираю с голоду, ох... ох...ох!

Ощупью, спотыкаясь и падая в темноте, пробирались мы в ту сторону,откуда доносились стоны. И наконец наткнулись на дряхлую лачугу. Это былатакая развалюха, что, не подпирай ее скала, лачуга давным-давно бы рухнула.Слабо светилось окошко.

Мы подкрались и тихонько заглянули в дом. Там сидел дряхлый старик,тощий, жалкий, сгорбленный старик с всклокоченной седой головой. В очагеедва теплился огонь, а старик, сидя у очага, раскачивался из стороны всторону и стонал:

- Ох... ох... ох! Умираю с голоду, ох... ох... ох! Мы вошли. Стариксразу умолк, вытаращив на нас глаза. Мы стояли у двери, а он таращил глаза,будто никогда не видел таких, как мы. Потом, словно испугавшись, закрыл лицосвоими высохшими, дряхлыми руками.

- Не обижайте меня! - прошептал он. - Не обижайте меня!

- Мы и не думаем обижать тебя, - сказал я. - Мы услыхали, что ты хочешьесть. Мы пришли накормить тебя.

Разломив каравай хлеба, что дала нам ткачиха, я протянул кусок старику.Он все так же таращил на меня глаза. Я поднес хлеб еще ближе, но стариктолько испуганно глядел на меня.

- Бери, - сказал я. - Не бойся!

- Осторожно протянув руки, он взял хлеб. Он взял его обеими руками, онмял его меж ладонями, он поднес хлеб к носу и понюхал его. И вдруг заплакал.

- Хлебушко, - прошептал он. - Хлебушко наш насущный!

И стал есть хлеб. Никогда не доводилось мне видеть, чтобы кто-нибудьтак жадно ел. Он все ел и ел. А когда доел последнюю корку, стал подбиратькрошки с колен. И только подобрав все до последней крошки, снова взглянул нанас.

- Откуда вы? Откуда такой хлеб? Заклинаю вас всеми моими чернымиголодными днями - скажите: откуда вы?

- Мы из Страны Дальней. И хлеб оттуда.

- Зачем вы пришли сюда? - прошептал старик.

- Сразиться с рыцарем Като! - вымолвил я.

Только я это сказал, старик вскрикнул и свалился с лавки. Словномаленький серый клубок, покатился он по полу, а потом подполз к нам.

- Ступайте прочь! Уходите! Уходите, откуда пришли! - шептал он. -Уходите, пока не поздно!

- Не уйду! - сказал я. - Я пришел сразиться с рыцарем Като.

Громко и отчетливо, как только мог, произнес я имя рыцаря Като. Онемевот страха, старик смотрел на меня, словно ожидал, что я вот-вот падумертвым.

- Тсс-тсс! - прошептал он. - Тише! Тебя могут услыхать стражники.Может, они уже подслушивают.

Тихонько проковыляв к двери, он боязливо прислушался.

- Ничего не слыхать! - сказал он. - Но все равно они могут быть там!Здесь и там, повсюду! Стражники - по... повсюду!

- Стражники рыцаря Като? - спросил я.

Замолчи, мальчик! - прошептал старик. - Тебе, видно, надоела твоямолодая жизнь!

Усевшись на лавку, он покачал головой.

- Да, да! - едва слышно сказал старик. - Его стражники повсюду. Утром,вечером и ночью. Всегда и повсюду.

Протянув руку, он взял мою ладонь в свою.

- Заклинаю всеми моими черными голодными днями, - прошептал старик, -не верь никому! Ты войдешь в какой-нибудь дом... тебе покажется, что ты -среди друзей. Не верь: ты - среди врагов. Они изменят тебе. Они вероломнопредадут тебя. Не верь никому, говорю тебе! Не верь мне! Откуда тебе знать -вдруг, не успеешь ты переступить порог, я натравлю на тебя стражников.

- Ты этого не сделаешь, - сказал я. - Никто не может быть в этомуверен, - прошептал старик. - Никогда никто не может быть в этом уверен. Онпомолчал в раздумье.

- Нет, я не натравлю на тебя стражников! - сказал он. - Не все в этойстране предают. А есть и такие, что куют оружие.

- Нам нужно оружие! - сказал Юм-Юм. - Мио нужен меч.

Старик не ответил.

Подойдя к окошку, он распахнул его. С озера донеслись горестные крикиптиц. Казалось, будто они плачут где-то там, в ночном мраке.

- Слышишь? - спросил меня старик. - Слышишь, как они оплакивают своюсудьбу? Хочешь тоже стать птицей и кружить над озером, оплакивая своюсудьбу?

- Что это за птицы? - спросил я.

- Заколдованные птицы! - прошептал старик. - Ты сам догадаешься, кто ихзаколдовал. Видишь теперь, что ожидает того, кто решил сразиться с рыцаремКато.

Ну и опечалился же я, когда он так сказал. Птицы! Ведь это, значит,братья нашего друга Нонно, сестры мальчика Йри, маленькая дочка ткачихи имногие-многие другие. Всех их похитил и заколдовал рыцарь Като. О, я сражусьс ним! Я должен это сделать!

- Мио нужен меч! - повторил Юм-Юм. - Нельзя сражаться без меча.

- Ты сказал, здесь есть такие, что куют оружие, - напомнил я старику.Он взглянул на меня почти сердито. - Видать, ты не боишься за свою молодуюжизнь, - сказал он.

- Где найти тех, что куют оружие? - повторил я. - Тише! - сказал старики быстро затворил окошко. - Тише, а не то стражники услышат!

Подкравшись на цыпочках к двери и приложив ухо к замочной скважине, онприслушался.

- Ничего не слыхать! - сказал он. - Но все равно они могут быть там.Стражники повсюду. Наклонившись ко мне, он зашептал прямо в ухо: - Пойдешь кКователю Мечей и передашь привет от Эно. Скажешь, что тебе нужен меч,рассекающий камень. Скажешь: ты - рыцарь из Страны Дальней. Он долго смотрелна меня.

- Сдается мне, это ты и есть, - сказал он. - Разве не так?

- Да, это так! - ответил за меня Юм-Юм. - Он рыцарь и принц. Принц Миоиз Страны Дальней. И ему нужен меч.

- Где найти Кователя Мечей? - спросил я.

- В самой глубокой пещере самой черной на свете горы, - сказал старик.- Ступай Мертвым Лесом! Ступай!

Подойдя к окошку, он снова отворил его. И опять с озера донеслись крикиптиц в ночи.

- Ступай, принц Мио! - сказал старик. - Желаю тебе удачи! Ох, неужтозавтра ночью я услышу, как новая птица, кружа над озером, оплакивает своюсудьбу?..

В Мертвом Лесу

Не успела захлопнуться за нами дверь лачуги Эно, как я услышал ржаниеМирамис. Она ржала громко и отчаянно. Будто кричала: "Мио! Сюда! На помощь!"

Сердце мое замерло от страха.

- Юм-Юм! Что они делают с Мирамис?! - закричал я. - Слышишь? Что ониделают с Мирамис?

- Тише! - сказал Юм-Юм. - Они схватили ее... стражники схватилиМирамис!

- Стражники схватили Мирамис! - закричал я, ничуть не заботясь о том,что меня могут услышать.

- Тише, - прошептал Юм-Юм. - А не то они схватят и нас!

Но я не слушал его. Мирамис, моя милая лошадка! Мою милую Мирамисстражники отнимают у меня! Самую прекрасную, самую добрую лошадь в мире.

Снова послышалось ржание Мирамис. Мне почудилось, будто она кричит:"Мио, неужто ты не поможешь мне?"

- Идем, - сказал Юм-Юм, - посмотрим, что они сделают с Мирамис.

Мы карабкались во мраке по скалам. Мы ползли, цепляясь за острыеуступы. Я ободрал пальцы в кровь, но был в таком отчаянии, что даже непочувствовал боли.

Я увидел Мирамис на вершине скалы: она казалась такой белой в темноте.Моя Мирамис, самая белоснежная, самая прекрасная лошадь в мире!

Она неистово ржала и вставала на дыбы, стремясь вырваться на волю. Нопятеро стражников окружили ее со всех сторон. Двое тянули за узду. БеднаяМирамис была напугана до смерти. Ничего удивительного! Страшно было смотретьна этих черных стражников и слышать, как они переговариваются своими жуткимии хриплыми голосами. Юм-Юм и я осмелились подползти совсем близко; мылежали, укрывшись за скалой, и слышали все, что говорили стражники.

- Лучше всего переправить ее Мертвым Озером в черной ладье, - сказалодин.

- Да, по Мертвому Озеру, прямо к рыцарю Като, - сказал другой.

Я чуть было не закричал, чтоб они отпустили мою лошадь. Но удержался.Кто сразится с рыцарем Като, если стражники схватят меня? О, почему именно ядолжен сразиться с рыцарем Като?

Укрывшись за скалой, я раскаивался в том, что сделал. Почему я неостался дома с отцом? Тогда никто не посмел бы отобрать мою Мирамис! Надозером разносились крики заколдованных птиц. Какое мне дело до них! Пустьони останутся заколдованными навечно. Только бы мне вернули мою Мирамис сзолотой гривой.

- Кто-то нарушил границу, - сказал один из стражников. - Кто-топрискакал на белой лошади. Враг среди нас.

- Хорошо, если враг среди нас, - сказал другой. - Тем скорее мы схватимего. Тем скорее рыцарь Като раздавит и уничтожит его.

Я содрогнулся, услыхав эти слова. Враг, который нарушил границу, был я.Тот, кого раздавит и уничтожит рыцарь Като, был тоже я. Ах как я раскаивалсяв том, что пришел сюда! Я хотел обратно, к отцу. Я думал: тоскует ли он обомне, беспокоится ли обо мне? Как бы мне хотелось, чтоб он был здесь и помогмне! Как бы мне хотелось поговорить с ним, хоть немножко! Я бы сказал ему:

- Знаю. Ты хочешь, чтоб я сразился с рыцарем Като, но будь добр, избавьменя от этого! Помоги мне вернуть Мирамис и позволь нам уйти отсюда! Ты ведьзнаешь: своей лошади у меня никогда не было, и я так люблю ее. Ты знаешь:отца у меня тоже никогда не было. А если рыцарь Като схватит меня, нам стобой вместе не бывать. Помоги мне выбраться отсюда! Не хочу здесь дольшеоставаться! Хочу быть с тобой! Хочу вместе с Мирамис вернуться домой наОстров Зеленых Лугов...

И вот, когда я лежал, укрывшись за скалой, и думал обо всем об этом,мне почудилось, будто я слышу голос моего отца-короля. - Мио, мой Мио! -сказал он. Только и всего. Но я понял: отец хочет, чтоб я был мужественным,не валялся бы здесь за скалой, не плакал и не кричал, как дитя, если дажеони отнимут мою Мирамис. Ведь я - рыцарь! Я уже не тот Мио, что строилшалаши в саду среди роз и бродил, наигрывая на флейте, по холмам ОстроваЗеленых Лугов. Я - рыцарь, добрый рыцарь, а не злой, как рыцарь Като. Арыцарь должен быть мужественным и не плакать.

Я больше не плакал, хотя видел, как стражники заставили Мирамис -- онастрашно ржала - спуститься вниз к озеру и погрузили ее на борт большойчерной ладьи. Я не плакал, когда стражники сели на весла и я услыхал мерныевсплески темной воды под ударами весел. Все глуше и глуше слышались всплескиводы, и прежде чем ладья скрылась из виду и исчезла во мраке, с озерадонеслось последнее, далекое и отчаянное ржание, но я не плакал. Ведь я -рыцарь!

Неужто я не плакал? Сказать по правде, плакал, да еще как! Укрывшись заскалой, прижавшись лбом к каменистой земле, я горько рыдал, никогда еще ятак не рыдал! Добрый рыцарь всегда говорит правду. По правде сказать, яплакал навзрыд. Вспоминая преданный взгляд Мирамис, я просто обливалсяслезами. Может, мои слезы тоже были кровавыми, как слезы тех белоснежныхлошадей, которые плакали о своих жеребятах. Кто знает? В ночном мраке труднобыло разглядеть. Моя Мирамис с золотой гривой! Она исчезла, и, верно, ябольше никогда не увижу ее.

Склонившись надо мной, Юм-Юм положил руку мне на плечо.

- Не плачь, Мио! - сказал он. - Пора идти к Кователю Мечей. Тебе нуженмеч. Слезы подступали к горлу, но я взял себя в руки. - Да, надо найтиКователя Мечей, - сказал я Юм-Юму. - Мрак укроет нас от стражников. Пока некончилась ночь, надо пересечь Мертвый Лес.

Цепляясь за выступы скал, мы стали спускаться к лачуге Эно. Она стояламрачная и молчаливая. Мы двинулись дальше в ночную мглу и вышли наконец клесу. То был настоящий Мертвый Лес: не играл ветерок, не дрожала листва. Даее и не было. Не было ни одного, даже самого маленького листочка. Лишьмертвые черные стволы с черными узловатыми мертвыми ветвями.

- Вот мы и вошли в Мертвый Лес! - сказал Юм-Юм, когда мы проходили межчерных деревьев.

- Войти-то мы вошли, - сказал я. - Но, сдается мне, нам отсюда невыйти.

В этом лесу и впрямь запросто собьешься с пути. Такой лес можетприсниться лишь в страшном сне: идешь-идешь, а ему конца-краю нет.

Юм-Юм и я крепко держались за руки - мы чувствовали себя маленькимизаблудившимися детьми. А лес был такой дремучий.

- Эх, был бы лес не так дремуч, - сказал Юм-Юм, - тьма не так кромешна,а мы не так малы и беззащитны!

Мы шли и шли. Порой слышались голоса. То были голоса стражников. Правдусказал Эно: стражники рыцаря Като рыскали повсюду. В Мертвом Лесу их былополным-полно. И всякий раз, услыхав их отдаленные голоса среди деревьев, мыс Юм-Юмом замирали и едва осмеливались дышать. Мы шли и шли.

- Какая длинная ночь в Мертвом Лесу! - сказал Юм-Юм. - Но путь в пещеруКователя Мечей, верно, еще длиннее.

- Думаешь, мы найдем его, Юм-Юм... - начал было я. Но тут же смолк.Слова застряли у меня в горле.

Черная цепь стражников ползла среди деревьев нам навстречу. Она ползлапрямо на нас.

Я понял: все пропало! Юм-Юм тоже увидел их и крепко сжал мою руку. Ониеще не заметили нас, но скоро заметят, и тогда всему конец.

Не придется мне сразиться с рыцарем Като. И уже завтрашней ночью Эноуслышит, как две новые птицы, кружа над озером, оплакивают свою судьбу.

Все ближе и ближе стражники, а мы стоим на месте не в силахшевельнуться. Но тут случилось чудо! В черном стволе векового дерева, совсемрядом, разверзлось дупло, и не успел я опомниться, как мы с Юм-Юмом ужезабились в него. Притаившись, мы дрожали, как птенцы при виде ястреба.Стражники были совсем, близко, и мы слышали каждое их слово.

- Слыхали? Кто-то разговаривал в Мертвом Лесу, - сказал один. - Ктоможет разговаривать в Мертвом Лесу?

- Враг среди нас, - сказал другой. - Только враг может разговаривать вМертвом Лесу.

- Если враг в Мертвом Лесу, мы скоро схватим его, - сказал третий. -Ищите, ищите повсюду!

Мы слышали, как они рыщут среди деревьев. Мы слышали, как они,крадучись, идут по лесу. Затаившись, мы почувствовали себя такими маленькимии беззащитными!

Они долго искали нас, но так и не нашли. Все глуше и глуше звучаливдали их голоса. Потом все стихло. Дерево спасло нас.

Почему дерево спасло нас? Этого я не знал. Может, весь Мертвый Лесненавидел рыцаря Като? Может, мертвое дерево было когда-то свежим юнымдеревцом со множеством маленьких зеленых листочков, весело шелестевших,когда с ними играл ветерок? А злоба рыцаря Като убила и уничтожила этилисточки? И дерево не простило того, кто убил его маленькие зеленыелисточки, и помогло тому, кто пришел сразиться со злодеем.

- Спасибо тебе, доброе дерево! - сказал я, когда мы вылезли из дупла.

Но дерево стояло мертвое и молчаливое и ничего не сказало в ответ. Мышли и шли по Мертвому Лесу.

- Скоро рассвет, - сказал Юм-Юм, - а мы еще не отыскали пещеры КователяМечей.

Да, ночь подходила к концу. Но рассвет в этой стране не был чист ипрозрачен, как у нас дома. Здесь брезжил серенький, тусклый рассвет, малочем отличавшийся от ночной мглы. Я вспомнил рассвет дома, на Острове ЗеленыхЛугов, я вспомнил, как в эти часы мы скакали, бывало, на Мирамис верхом, итрава, умытая росой, сверкала каждой былинкой. Я так задумался, что забыл,где нахожусь. Поэтому ничуть не удивился и не испугался, когда совсем близкораздался стук копыт. "Это - Мирамис!" - подумал я. Но Юм-Юм схватил меня заруку и прошептал:

- Слышишь? Стражники скачут Мертвым Лесом! И я понял: все пропало!Спасения нет! Скоро черные стражники увидят нас. Они налетят, как буйныеветры, и, пригнувшись, на всем скаку схватят нас, перекинут через седла ипомчат в замок рыцаря Като. Мне не придется сразиться с ним. И ужезавтрашней ночью Эно услышит, как две новые птицы, кружа над озером,оплакивают свою судьбу.

Все пропало. Я знал это. Все ближе и ближе стук копыт. Но тут случилосьчудо! Черная каменистая земля разверзлась перед нами. Не успел я опомниться,как мы с Юм-Юмом уже сидели, скорчившись, в какой-то пещере и дрожали,словно зайчата при виде лиса.

Самое время! Топот копыт раздался совсем близко. Мы слышали, как наднами скачут стражники, скачут прямо над нами. Мы слышали топот копыт надголовой. От тяжелой поступи коней осыпался песок и струйками тек в пещеру.Затаившись в пещере, мы чувствовали себя такими маленькими и беззащитными.Но вот в лесу наступила гробовая тишина. Стражников как не бывало. - Сдаетсямне, можно вылезать, - сказал я.

Но тут снова послышался мерный и жуткий стук копыт. Стражникивозвращались. Над нашими головами еще раз гулко прогремели подковы, и мыуслыхали крики и брань стражников.

Сквозь узкую щель мы видели, как они соскочили с коней совсем рядом спещерой. Они были так близко, что мы могли дотронуться до них. И мы слышаликаждое их слово.

- Рыцарь Като приказал: враг должен быть схвачен, - сказал один. -Враг, прискакавший на белой лошади, должен быть схвачен нынче же ночью.Таков приказ рыцаря Като.

- Враг среди нас, - сказал другой, - и мы схватим его. Ищите, ищитеповсюду!

Черные и уродливые, они были совсем близко от нас и бахвалились, будтоим ничего не стоит поймать нас. Над деревьями Мертвого Леса брезжил тусклыйрассвет, а черные кони стражников, яростно закусив удила, рыли копытамиземлю.

- Ищите, ищите повсюду! - сказал один из стражников. - Эй, что это занора?

- Пещера! - воскликнул другой. - Может, там притаился враг? Ищитеповсюду!

Юм-Юм и я крепко держались за руки. Я знал: теперь все пропало.

- Попробую-ка ткнуть копьем! - сказал один. - Если там затаился враг, япроткну его копьем!

И мы увидели, как в щель просунулось черное острие копья. Мы забивалисьвсе дальше и дальше, в самую глубь пещеры. Однако копье былодлинное-предлинное: его острие приближалось к нам. Но нас оно не коснулось.Оно воткнулось в стену пещеры между Юм-Юмом и мною - нас оно так и незадело.

- Ищите, ищите! По всему Мертвому Лесу! - повторяли стражники. - РыцарьКато приказал: враг должен быть схвачен. Здесь его нет. Ищите повсюду!

И, вскочив на своих черных коней, они умчались' прочь.

Мы были спасены. Пещера спасла нас. Я все думал: почему? Может, дажеземля, даже эта каменистая земля ненавидит рыцаря Като и помогла тому, ктопришел сразиться с ним? Может, на этой бесплодной почве росли когда-тозеленые шелковые травы? Травы, умытые росой в час рассвета? А злоба рыцаряКато убила и уничтожила их? И земля не простила того, кто убил зеленыешелковые травы, что росли здесь когда-то, и защитила того, кто пришелсразиться с рыцарем Като.

- Спасибо тебе, добрая земля! - сказал я, когда мы уходили.

Но земля ничего не сказала в ответ. Молча лежала она перед нами. Вход впещеру исчез.

Мы шли и шли. Вот наконец и опушка Мертвого Леса. Снова вздымаютсявпереди горы и скалы. Отчаяние охватило меня. Мы вернулись к тем самымскалам, которые окружали Мертвое Озеро. Напрасны все наши муки! Никогда ненайти нам Кователя Мечей. Ночь напролет блуждали мы по Мертвому Лесу, атеперь снова вернулись туда, откуда начали свой путь. Вот и лачуга Эно,такая приземистая, серая и жалкая! Чтобы не рухнуть, она лепилась к скале. Аскала эта, возвышаясь над всеми другими, была черна, как сажа.

- Может, это и есть самая черная на свете гора? - воскликнул Юм-Юм.

Самая черная на свете гора - как я раньше не догадался! Ну да, пещераКователя Мечей именно в той горе, которая чернее всех на свете. "В самойглубокой пещере самой черной на свете горы" - так сказал Эно.

- Ой, Юм-Юм, - начал я, - вот увидишь... Но тут же смолк. Я знал: все,все пропало! Потому что из Мертвого Леса хлынула целая лавина черныхстражников. Одни бежали, другие мчались на черных конях, и вся эта ораванеслась прямо на нас.

Они увидели нас и громко закричали своими жуткими хриплыми голосами:

- Враг среди нас! Вот он! Хватайте его! Рыцарь Като приказал: врагдолжен быть схвачен.

Мы с Юм-Юмом стояли, прижавшись спиной к скале, и смотрели настражников. А стражники все ближе и ближе! Да, всему конец! Не придется мнесразиться с рыцарем Като! Мне хотелось броситься на землю и заплакать. Нотут же я подумал, что еще успею выплакаться. Ведь уже завтрашней ночьюстарый Эно услышит над озером новую птицу, которая громче и горестнее другихстанет оплакивать свою судьбу! И старый Эно скажет тихо: - Принц Мио кружитнад озером!

В самой глубокой пещере самой черной на свете горы

Но тут случилось чудо! Отвесная скала за моей спиной подалась назад. Ине успел я опомниться, как мы с Юм-Юмом очутились внутри горы. Затаившись вгоре, мы дрожали, как ягнята при виде волка, хотя опасность уже миновала. Мыбыли внутри горы, скалистые стены сомкнулись за нами, а стражники осталисьснаружи. Проникнуть к нам было невозможно.

Но мы слышали, как стражники бесновались там, в лесу.

- Ищите, ищите повсюду! - кричали они. - Враг только что был среди нас.Ищите повсюду!

- Ищите, ищите! - сказал я. - Здесь вам нас никогда не отыскать.

Ну и обрадовались же мы с Юм-Юмом! И от радости громко засмеялись. Нотут я вспомнил про Мирамис, и мне стало не до смеху.

Оглядевшись по сторонам, мы увидели, что находимся в огромной пещере.Там было скорее сумеречно, чем темно: неизвестно откуда пробивался слабыйсвет. Множество темных проходов вело из пещеры в глубь горы.

"В самой глубокой пещере самой черной на свете горы" - так сказал Эно.Может, какой-то из этих ходов ведет к Кователю Мечей? Но какой? Этого мы незнали. Немало еще, видно, придется нам проблуждать, пока мы отыщем его.

- Вот мы и вошли в гору, самую черную на свете, - сказал Юм-Юм.

- Войти-то мы вошли, - сказал я, - но, сдается мне, нам отсюда невыйти!

В этом подземелье и впрямь запросто собьешься с пути. Такая гора можетприсниться лишь в страшном сне: идешь и идешь по диковинным темнымкоридорам, а им конца-краю нет!

Взявшись за руки, мы с Юм-Юмом отправились в самую глубь горы. Мычувствовали себя маленькими заблудившимися детьми, а путь в самую глубокуюна свете пещеру был, верно, неблизок.

- Эх, была бы гора не так мрачна, - сказал Юм-Юм, - проходы не тактемны, а мы не так малы и беззащитны!

Мы шли и шли. Порой впереди можно было что-то разглядеть, поройнаступала такая темень, хоть глаз выколи! Местами подземные ходы были такнизки, что приходилось идти согнувшись, а иногда пещерный свод поднималсявысоко-высоко, как в церкви. На стенах проступала сырость, было холодно, имы поплотнее кутались в плащи, чтобы не замерзнуть.

- Никогда нам отсюда не выбраться, никогда не найти пещеры КователяМечей, - сказал Юм-Юм.

Мы проголодались и поели немного хлеба насущного. Поели немного, потомучто не знали, насколько придется его растянуть. Ели мы на ходу, и когда яжадно проглотил свой последний ломтик, мы как раз подошли к тому месту, гдеподземный проход разветвлялся на три.

По отвесной стене струилась вода, а меня так мучила жажда. Яостановился и стал пить. Нельзя сказать, чтобы вода показалась мне вкусной,но другой не было. Напившись всласть, я обернулся к Юм-Юму, но Юм-Юма и следпростыл. Он исчез. Может, он не заметил, как я остановился, и продолжал идтипо одной из галерей?

Сначала я нисколечко не испугался. Стоя у перепутья, я гадал, куда жеотправился Юм-Юм. Уйти далеко он не мог, и надо только покричать его...

- Юм-Юм, где ты? - закричал я что есть мочи. Но мой крик вернулся комне жутким шепотом. Понять не могу, что за диковинная эта гора! Скалистыестены поглощали мой голос, приглушали его, превращая в шепот. А шепот эхомотзывался в горе.

- Юм-Юм, где ты?.. - шептало в темных коридорах. - Юм-Юм, где ты?..Юм-Юм, где ты?..

Страшно перепугавшись, я стал кричать еще громче, но гора по-прежнемушепотом повторяла мои слова. Мне показалось, будто я слышу не свойсобственный, а чей-то чужой голос. Кто-то сидит в глубине горы и издеваетсянадо мной.

- Юм-Юм, где ты?.. Юм-Юм, где ты?.. Юм-Юм, где ты?.. - шептало эхо.

О, как я перепугался! Ринувшись налево, я пробежал несколько шагов поузкому коридору, потом бросился назад к развилке и побежал направо, но,снова возвратившись, бросился в средний проход. Юм-Юм, куда ты подевался? Яне смел больше кричать - страшнее всего был этот шепот. Но мне казалось, чтоЮм-Юм должен почувствовать, как плохо мне без него, и вернуться.

Во все стороны расходились все новые и новые темные ходы, а я бегал поним и все искал и искал. Я пытался сдержать слезы. Ведь я - рыцарь. Но какоеуж тут рыцарство! Я думал о Юм-Юме, который бегает где-то и горестно зоветменя. Я бросился на каменный пол и заплакал так горько, как в тот раз, когдастражники схватили Мирамис. Теперь ни Мирамис, ни Юм-Юма со мной не было. Яостался один.

Я лежал, плакал и раскаивался, что пришел сюда. Я не понимал, как мойотец-король мог отпустить меня на битву с рыцарем Като. Мне хотелось, чтоботец оказался здесь. Тогда бы я ему сказал:

- Видишь, как я одинок. Юм-Юм исчез. Я остался один, а ведь это тыхотел, чтобы я сразился с рыцарем Като.

Первый раз в жизни мне показалось: отец несправедлив, раз сам послалменя в Страну Чужедальнюю. Но когда я лежал на полу и плакал, думая о своихнесчастьях, мне почудилось, будто я слышу голос отца.

- Мио, мой Мио! - сказал он.

Только и всего. Но слова эти прозвучали так, словно он хотел утешитьменя: мол, нет причины так горевать, нет!

И я сразу подумал: я непременно найду моего дорогого Юм-Юма!

Я вскочил на ноги, и тут что-то вывалилось у меня из кармана. То быламаленькая деревянная флейта, которую смастерил для меня Нонно. Моядеревянная флейта.

"А что, если сыграть? - подумал я. - Что, если сыграть на флейте тотстаринный напев, которому обучил нас Нонно?" Я вспомнил, как мы с Юм-Юмомобещали друг другу: "Если кто-нибудь из нас попадет в беду, пусть сыграет нафлейте пастуший напев". Приложив флейту к губам, я не осмелился заигратьсразу. Я страшно боялся, что опять раздадутся тусклые, мертвые звуки.

О, как чисто запела флейта! Как чисто, ясно, как чудесно пела флейта вэтой мрачной горе! Чудесней даже, чем на Острове Зеленых Лугов.

Я сыграл напев до конца и прислушался. Далеко-далеко в глубине горыраздались какие-то чистые звуки. Они были чуть слышны, но я знал: Юм-Юмотвечает мне. Никогда еще я так не радовался!

Все ближе и ближе раздавались звуки. Все чище и чище, все громче игромче слышался старинный напев флейты Юм-Юма. И вдруг прямо предо мнойочутился Юм-Юм! Юм-Юм, мой лучший друг! Протянув руку, я коснулся его. Яобнял его. Я хотел убедиться, что это в самом деле он. И это был он! Мойлучший друг!

- Если я когда-нибудь свижусь с Нонно, я поблагодарю его за эти флейты,- сказал Юм-Юм.

- И я тоже! - сказал я. Но тут же подумал, что с Нонно нам, верно,никогда не свидеться. - Юм-Юм, куда же нам идти? - спросил я. - Все равнокуда, - ответил Юм-Юм, - только бы вместе!

Я тоже так подумал. Мы шли и шли, не чувствуя себя больше маленькимизаблудившимися детьми. Теперь мы были вместе и вместе играли на нашихфлейтах. Старинный напев звучал так прекрасно - казалось, он хотел утешить иподбодрить нас. Ход вел вниз. Все дальше и дальше вниз. Слабый отсвет,озарявший стены, стал чуть ярче. Будто огонь очага оживлял темные отвесныескалы, и его отблески все веселее плясали вокруг. И вот так, наигрывая нафлейтах старинный пастуший напев, мы вошли в пещеру Кователя Мечей.

Пещера оказалась настоящей кузницей, а в горне пылал жаркий огонь.Рядом с огромной наковальней стоял человек. Такого огромного, такогокрепкого человека мне видеть не доводилось. У него были длинные рыжие волосыи длинная рыжая борода. Весь он был покрыт сажей. И таких огромных, такихчерных от копоти рук, как у него, я еще никогда не видел. Он стоял, грознонахмурив кустистые брови, и с удивлением смотрел на нас.

- Кто это играет? - спросил он. - Кто играет в моей горе?

- Рыцарь и его оруженосец, - ответил Юм-Юм. - Рыцарь из Страны Дальней!Принц Мио - вот кто играет в твоей горе.

Кователь Мечей подошел ко мне. Своим закопченным пальцем он коснулсямоего лба.

- Какой чистый лоб! - сказал он. - Какой ясный взор! И как чудесно тыиграешь в моей горе!

- Я пришел к тебе за мечом, - сказал я. - Меня послал к тебе старыйЭно. - Зачем тебе меч? - спросил кузнец. - Я должен сразиться с рыцаремКато! - отвечал я.

Только я вымолвил эти слова, Кователь Мечей как зарычит, да такстрашно! Ничего подобного мне в жизни слышать не доводилось!

- Рыцарь Като! - рявкнул он так громко, что загрохотало в горах. -Смерть рыцарю Като!

Будто гром грянул в дальних темных галереях. Когда кричал КовательМечей, крик не заглушался, не превращался в шепот. Нет, громче грома гремелкрик, и эхо повторяло его в горах.

Кователь Мечей стоял, сжав в кулаки свои огромные закопченные руки,отсвет пламени падал на его почерневшее от бешенства лицо. - Смерть рыцарюКато, смерть! В горне взметнулся огонь и озарил на стенах длинный ряд острыхмечей. Они сверкали и блестели так, что жуть брала.

- Видишь мои мечи? - сказал кузнец. - Мои острые мечи? Я их выковал длярыцаря Като. Кователь Мечей рыцаря Като - вот кто я!

- Если ты куешь ему мечи, почему ты кричишь: "Смерть рыцарю Като"? -спросил я.

Он сжал свои закопченные кулаки так, что косточки побелели.

- Больше всех на свете ненавидит рыцаря Като тот, кто кует ему мечи, -ответил он.

И тут только я увидел, что кузнец прикован к скале длинной железнойцепью. Когда он двигался по кузнице, за ним волочилась и звенела цепь.

- Почему ты прикован? - спросил я. - Почему не раскалишь цепь в своемгорне и не разобьешь ее на своей наковальне?

- Рыцарь Като сам приковал меня, я кую ему мечи, которые убивают добрыхи невинных. Без этих мечей ему не обойтись. Вот потому-то он и приковал менясвоей самой надежной цепью, - ответил Кователь Мечей. - А его цепи не беретни огонь, ни молот. Цепи, выкованные из ненависти рыцаря Като, не так-толегко разбить!

Кователь Мечей взглянул на меня - глаза его сверкали огнем.

- Я сижу здесь в пещере и кую мечи для рыцаря Като. Дни и ночи напролеткую я мечи, и он знает об этом. Но есть один меч, о котором не знает и он.Вот этот меч.

Кователь Мечей проковылял в Самый темный угол пещеры и достал израсщелины меч. Как пламя, заполыхал огненный меч в его руках. - Много-многотысяч лет пытался выковать я меч, рассекающий камень, - сказал он. - Исегодня ночью мне наконец посчастливилось, только сегодня ночью. Он поднялмеч и одним ударом рассек скалу. - О мой меч, мой огненный меч! -пробормотал он. - Мой меч, рассекающий камень!

- Зачем тебе меч, рассекающий камень? - спросил я.

- Так знай же, - ответил Кователь Мечей. - Этот меч выкован не противдобрых и невинных. Это меч против самого рыцаря Като. Ведь у Като сердце изкамня, разве ты не знаешь об этом?

- Нет, я так мало знаю о рыцаре Като, - сказал я. - Знаю только, чтопришел с ним сразиться.

- У него сердце из камня, - повторил Кователь Мечей. - А коготь изжелеза. - Коготь из железа? - переспросил я. - Разве ты не знаешь об этом? -спросил Кователь Мечей. - Вместо правой руки у него железный коготь.

- А что он делает этим когтем? - спросил я. - Вырывает сердца людей, -ответил Кователь Мечей. - А потом вкладывает им в грудь каменные сердца. Этозакон: у всех, кто окружает рыцаря Като, должны быть каменные сердца.Услыхав эти слова, я содрогнулся. Ах, скорее бы, скорее бы мне сразиться срыцарем Като!

Кователь Мечей стоял рядом, поглаживая меч своими черными от копотируками. Видно, у него не было сокровища дороже этого меча.

- Дай мне твой меч, рассекающий камень! - попросил я. - Дай мне твоймеч, чтобы я мог сразиться с рыцарем Като!

Кователь Мечей молча глядел на меня. - Да, ты получишь мой меч, мойогненный меч, - сказал он наконец. - Как чист твой лоб, как ясен твой взгляди как чудесно играл ты в моей горе! Ты получишь мой меч!

Он вложил огненный меч в мою руку. Будто частица огня передалась отмеча ко мне, и я почувствовал в себе огромную силу.

Кователь Мечей подошел к скалистой стене и отворил потайное оконце.

Холодный, ледяной вихрь ворвался в пещеру, и я услышал рокот мятущихсяволн.

- Многое знает рыцарь Като, - сказал Кователь Мечей. - Но он не знает,что я пробуравил гору и распахнул окно моей темницы. Долгие годы буравил ягору ради потайного оконца.

Я подошел к оконцу и стал глядеть на замок рыцаря Като на другом берегуМертвого Озера. Снова настала ночь, замок казался черным и мрачным, аединственное окно его светилось, словно злое око над водами Мертвого Озера.

Подошел Юм-Юм и встал рядом со мной. Мы стояли молча, думая о том, чтобитва близка. И тогда Кователь Мечей произнес: - Скоро пробьет час! Скоропробьет час! Пробьет час последней битвы рыцаря Като.

Железный коготь

Темные тучи спустились над озером, а воздух звенел от криковзаколдованных птиц. Пеной вскипали черные волны, волны Мертвого Озера, покоторым вот-вот поплывет наша ладья и, может быть, разобьется об утеснеподалеку от замка рыцаря Като.

Кователь Мечей стоял у потайного оконца и смотрел, как я отвязываюутлую ладью. Она была укрыта во фьорде, средь высоких скалистых стен.

- Многое знает рыцарь Като, - сказал Кователь Мечей -но он не знает,что Мертвое Озеро прорыло путь в мою гору, он не знает о моей тайной ладье умоего тайного причала.

- Зачем тебе ладья, если ты прикован и не можешь плавать на ней? -спросил я.

- Я вылезаю из оконца и плыву столько, сколько позволяет цепь. Кузнецстоял у потайного оконца - огромный и черный, стоял он над самым причалом.Было так темно, что я едва мог разглядеть его. Но я слышал, как он смеется.Странно и жутко звучал его смех. Казалось, он забыл, как смеются люди.

- Многое знает рыцарь Като, - сказал он. - Но он еще не знает, когопонесет нынче моя ладья по водам Мертвого Озера.

- А есть то, чего не знаешь ты, - сказал я. - Ты не знаешь, вернется лик тебе твоя ладья. Быть может, уже сегодня ночью она будет покоиться на днеозера. Будто колыбель, станут качать ее волны, а спать в ней будут Юм-Юм ия. Что скажешь тогда? Кователь Мечей тяжко вздохнул: - Я скажу одно: списпокойно, принц Мио! Спи спокойно в своей колыбели, пусть тебя укачиваютволны!

Я поднял весла. Кователь Мечей исчез во мраке. Не успели мы миноватьузкие ворота, отделявшие тайный фьорд от Мертвого Озера, как я услышал егоголос.

- Берегись, принц Мио! - кричал он. - Берегись железного когтя! Держимеч наготове! Не то конец принцу Мио!

- Конец принцу Мио! Конец принцу Мио! - зашептали скалистые стены,окружавшие нас.

Как печально звучал их шепот!.. Но мне некогда было думать об этом,потому что в тот же миг буйные волны Мертвого Озера набросились на нашуладью и швырнули ее далеко-далеко от горы Кователя Мечей.

- Эх, была бы наша ладья не такой утлой, - сказал Юм-Юм, - озеро не такбездонно, волны не так буйны, а мы не так малы и беззащитны! О, какбуйствовали волны Мертвого Озера! Никогда еще я не видел таких буйных волн!Они набрасывались на нас, кидали и швыряли ладью все дальше и дальше,навстречу новым яростным волнам. Грести было невозможно. Мы с Юм-Юмомсудорожно вцепились в весла.

Но тут с ревом набежала бурная волна и вырвала одно весло; потом,вскипая пеной, набежала новая волна и разбила другое. Пенистые, клокочущиеволны до небес вздымались вокруг нас и нашей ладьи.

- Вот и нет у нас весел! - сказал Юм-Юм. - А скоро не будет и ладьи.Когда волны вышвырнут нас на скалы у замка рыцаря Като, ладья разобьетсявдребезги. И тогда нам не нужны будут ни весла, ни ладья.

Со всех сторон слетались к нам заколдованные птицы. Они кружили вокругнас, крича и оплакивая свою судьбу. Они подлетали совсем близко. В темнотеможно было разглядеть их блестящие печальные глаза.

- Ты не брат нашего друга Нонно? - спросил я одну из них.

- А ты не маленькая сестренка мальчика Йри? - спросил я другую.

Но они только глядели на меня блестящими печальными глазами, и в крикеих слышалось отчаяние.

Весел у нас не было, а у ладьи не было руля, нас несло прямо к замкурыцаря Като. Туда гнали нас волны, там хотели они разбить нас о скалы. У ногрыцаря Като должны были мы погибнуть. Вот чего хотели волны!

Все ближе и ближе скалы, все ближе и ближе черный замок с его злымоком, все быстрее и быстрее несет ладью, все яростней катятся волны.

- Теперь, - сказал Юм-Юм, - теперь... все пропало!

Но тут случилось чудо! Только мы подумали, что вот-вот погибнем, волныприсмирели и утихли. Они присмирели, как ягнята. Плавно пронесли они нашуладью мимо грозных рифов и, тихо покачивая, приткнули ее к подножию чернойщербатой скалы у самого замка рыцаря Като.

Почему волны так буйствовали, а потом присмирели? Этого я не знал.Может, они тоже ненавидели рыцаря Като? И помогли тому, кто пришел сразитьсяс ним. Может, Мертвое Озеро было когда-то радостным голубым озером средиприветливых скал, озером, в водах которого отражалось солнце, озером,веселые легкие волны которого ласкали утесы? Может, было время, когда детикупались и играли у этих берегов и детский смех, а не горестный крикзаколдованных птиц разносился над водой?

- Спасибо тебе, доброе озеро! - сказал я. - Спасибо вам, буйные волны!

Но черные тихие воды ничего не сказали в ответ. Высоко над берегом, навысоком крутом утесе возвышался замок рыцаря Като. Никогда еще не был он такблизко от нас. А эта ночь должна была стать ночью битвы. Я думал: знают лилюди, что нынче

62

ночью грянет битва, и помнят ли они обо мне? Вспоминает ли обо мне мойотец? Думаю, вспоминает. Знаю, что вспоминает. Он сидит в одиночестве где-тодалеко-далеко, и думает обо мне, и горюет, и шепчет про себя: "Мио, мойМио!"

Я схватился за меч, и будто пламя обожгло мне руку. Я должен сразитьсясо страшным врагом, я не в силах дольше ждать. Я рвался вперед, желаянемедленно встретиться с рыцарем Като, даже если встреча с ним обернется дляменя гибелью. Я был готов к битве хоть сейчас, пусть даже битва эта грозитмне смертью.

- Мио, я так хочу есть! - сказал Юм-Юм. Я вытащил остатки хлеба, хлебанасущного, и мы стали есть, усевшись на утесе неподалеку от замка рыцаряКато. А когда доели хлеб, почувствовали себя сытыми, сильными и дажевеселыми. Но это был наш последний кусок хлеба, и мы не знали, когда намдоведется поесть снова.

- Теперь надо вскарабкаться на скалу, - сказал я Юм-Юму. - Иначе взамок рыцаря Като не попасть. - Ладно, - сказал Юм-Юм.

И мы начали карабкаться по отвесной стене, такой высокой инеприступной.

- Эх, был бы утес не так неприступен, - сказал Юм-Юм, - ночь не тактемна, а мы не так малы и беззащитны!

Мы карабкались все выше и выше. Карабкались медленно, с трудом, крепкоцепляясь руками и ногами за уступы и расселины в скале. Мы цеплялись икарабкались. Иногда я в страхе думал, что вот-вот свалюсь в пропасть и тогдавсе пропало.

Но скала, казалось, сама подставляла мне под ногу маленький уступвсякий раз, когда я готов был сорваться. Может, даже суровая скаланенавидела рыцаря Като и помогала тому, кто пришел с ним сразиться.

Высоко-высоко над озером стоял замок рыцаря Като, и нам пришлоськарабкаться высоко-высоко, чтобы добраться до крепостной стены на самойвершине утеса.

- Скоро мы будем наверху, - прошептал я Юм-Юму. - Скоро перелезем черезстену, и тогда...

Тут раздались голоса. То были голоса стражников, они разговаривали другс другом в ночи. Два черных стражника караулили замок, шагая взад и впередпо крепостной стене.

- Ищи, ищи повсюду! - сказал один. - Рыцарь Като приказал: враг долженбыть схвачен. Враг, прискакавший на белой лошади, должен быть схвачен. Таковприказ рыцаря Като. Ищи в горных пещерах, ищи среди лесных деревьев, ищи ввоздухе и в воде, ищи близко и далеко, ищи повсюду!

- Ищи близко, ищи близко! - сказал другой. - Мы те, кто ищет близко.Может, враг среди нас. Может, нынче ночью он карабкается по скале к замку!Ищи повсюду!

Мое сердце чуть не остановилось, когда стражник стал зажигать факел.Если он осветит факелом скалу у крепостной стены, он сразу увидит нас. Аесли он увидит нас, все будет кончено. Ему останется только выставить впередсвое длинное копье и столкнуть нас в пропасть. И лишь короткий вскрикраздастся в то мгновение, когда мы свалимся в Мертвое Озеро и исчезнем в немнавсегда.

- Ищи, ищи повсюду! - сказал один стражник другому. - Освети факеломскалу. Может, как раз теперь по скале карабкается враг. Ищи повсюду!

Второй стражник наклонил факел. Свет упал на скалистую стену. Мысжались в комок, дрожа, как мыши при виде кошки. Свет факела медленно ползвдоль стены, приближаясь к нам.

- Теперь, - прошептал Юм-Юм, - теперь... о Мио, теперь все пропало!

Но тут случилось чудо. С озера поднялась стая птиц. Заколдованные птицынеслись вперед, шумно взмахивая крыльями. Одна из них ринулась прямо нафакел, и факел выпал из рук стражника. Мы увидели, как огненная стрелапрочертила тьму, и услыхали шипение факела, угасшего в бездонном озере. Иеще одна огненная стрела упала в воду. Птица, которая спасла нас, гореласама. С пылающими крыльями упала она в волны Мертвого Озера. Как опечалиланас гибель птицы!

- Спасибо тебе, бедная птичка! - прошептал я, зная, что птица неуслышит моих слов и вообще уже ничего не услышит.

Мне хотелось плакать, но я должен был думать о стражниках. Мы еще неперебрались через стену, еще множество опасностей подстерегало нас.

Ну и разозлились же стражники! Теперь они были прямо над нами! Я виделих черные мерзкие головы над крепостной стеной, слышал их мерзкие голоса,когда они перешептывались друг с другом.

- Ищи, ищи повсюду! - говорили они. - Может, враг далеко-далеко, аможет, он карабкается по скале где-нибудь рядом, ищи повсюду.

Они отошли на несколько шагов и стали высматривать нас с другойстороны.

- Самое время! - прошептал я Юм-Юму. - Самое время!

И мы полезли через стену. Быстро-быстро перелезли через крепостнуюстену, быстро-быстро помчались во мраке прямо к замку рыцаря Като.Прижавшись к черной стене замка, мы притаились, чтобы стражники не заметилинас.

- Как проникнуть в замок рыцаря Като? - прошептал Юм-Юм. - Какпроникнуть в самый черный замок на свете?

Только он выговорил эти слова, как в стене отворились ворота. Совсемрядом бесшумно отворились черные ворота. Не слышно было ни единого звука. Иникакая в мире тишина не могла сравниться с этой ужасающей мертвой тишиной!А ворота! Хоть бы они заскрежетали, отворяясь, хоть бы заскрипели на своих,петлях: заскрипи они самую малость - и то не было бы так жутко. Но это былисамые немые ворота на свете.

Мы с Юм-Юмом, взявшись за руки, вошли в замок рыцаря Като. Никогдараньше не чувствовали мы себя такими маленькими и беззащитными. Потому чтоникогда и нигде на свете мрак не был таким черным, холод таким ледяным, атишина такой враждебной, как здесь, в замке рыцаря Като.

От ворот к замку вела узкая темная винтовая лестница. Такой высокой итакой черной лестницы мне никогда не доводилось видеть.

- Эх, был бы мрак не так зловещ, - прошептал Юм-Юм, -рыцарь Като не такжесток, а мы не так малы и беззащитны!

Я крепко сжал меч, и мы стали подниматься по лестнице на цыпочках:впереди - я, позади - Юм-Юм.

Во сне я попадал иногда в мрачный дом, который совсем не знал, внезнакомый, мрачный, страшный дом! Там были темные комнаты, в которых язадыхался, и пол, в котором разверзалась черная бездна, как только я пыталсяпереступить порог, и лестницы, которые обрушивались так, что я стремительнопадал вниз. Но замок рыцаря Като был страшнее всех домов, когда-либоприснившихся мне.

Мы всё поднимались и поднимались по винтовой лестнице, не зная, чтождет нас на самом верху.

- Мио, я боюсь! -прошептал за моей спиной Юм-Юм.

Обернувшись, я хотел было взять его за руку. Но Юм-Юм исчез. Да, онисчез. Не успел я опомниться, как его поглотила стена. Я остался на лестницесовсем один, и мне было теперь в тысячу раз хуже, чем в тот момент, когда мыпотеряли друг друга в горе Кователя Мечей, в тысячу раз хуже, чем когда-либов жизни.

Я был в отчаянии. Кричать я боялся. Дрожащими руками ощупывал я стену,поглотившую Юм-Юма, плакал и шептал:

- Юм-Юм, где ты? Юм-Юм, вернись! Но стена оставалась холодной инеподвижной. В ней не было ни единой щелочки. По-прежнему стояла мертваятишина. Юм-Юм не отзывался на мой шепот, напрасны были слезы.

Наверное, я был самым одиноким в мире, когда снова начал взбиратьсявверх по лестнице. Наверное, поэтому и шаги мои были так тяжелы.

Я едва переставлял ноги, а ступеньки казались такими высокими, и былоих так много!

Так много... Но одна из них была последней. Я-то не знал, что она -последняя. Я не знал, что лестница кончилась, - этого ведь никогда незнаешь, когда поднимаешься в темноте.

Я шагнул, но ступеньки под ногами не оказалось, и я оступился. Якричал, пытаясь за что-нибудь зацепиться. Мне это удалось. Я зацепился засамую верхнюю, самую последнюю ступеньку. Я мотался из стороны в сторону,искал, куда бы встать. Но встать было некуда. Я барахтался над бездоннойпропастью. "Сейчас сорвусь вниз, - думал я, - и тогда все пропало... О,помогите же хоть кто-нибудь, помогите!" Кто-то поднимался по лестнице.Неужто Юм-Юм?

- Юм-Юм, милый Юм-Юм, помоги мне! - прошептал я.

Я не видел его во мраке. Но услышал шепот:

- Возьми меня за руку, я помогу тебе! Возьми меня за руку, я помогутебе!

И я взял его за руку.

Но то была не рука человека. То был железный коготь.

Меча грознее я не видывал в моем замке

Когда-нибудь, наверно, я забуду об этом. Когда-нибудь, наверно, яперестану вспоминать рыцаря Като. Я забуду его страшное лицо, его страшныеглаза и его страшный железный коготь. Я мечтаю о том дне, когда перестанудумать о нем. Тогда я забуду и его страшные покои.

Воздух в них был насыщен злобой. В этих самых покоях рыцарь Катопросиживал дни и ночи, обдумывая свои козни. Дни и ночи напролет просиживалон там, обдумывая свои козни, и воздух в его покоях был так насыщен злобой,что нечем было дышать. Зло потоками изливалось оттуда, убивая вокруг всепрекрасное и живое; оно уничтожало и зеленые листья, и цветы, и шелковистыетравы; мутной завесой застилало оно солнце, и в этой стране никогда небывало настоящего дня, а только ночь или сумерки. И ничего удивительного,что окно в замке над водами Мертвого Озера светилось точно злое око. Тозлоба рыцаря Като просачивалась наружу, когда, сидя в покоях, обдумывал онсвои мерзкие козни.

Рыцарь Като схватил меня в тот самый миг, когда я крепко, обеими рукамивцепился в ступеньку, чтобы не сорваться в пропасть. И я не мог обнажитьмеч. А потом черные стражники набросились на меня и повели в покои рыцаряКато. Там уже был Юм-Юм. Бледный и печальный, он прошептал мне: - О Мио!Теперь все пропало!

Вошел рыцарь Като, и мы содрогнулись от его ужасного вида. Он молчасмотрел на нас своими страшными змеиными глазами. Он исходил злобой, егозлоба обдавала нас холодом, она обжигала наши лица и руки жгучим огнем, какдым, выедала глаза, проникала в легкие, не давая дышать. Я чувствовал, какволны его злобы окатывают меня. Я так устал, что не в силах был поднять меч,сколько бы ни старался. Стражники протянули меч рыцарю Като; он взглянул нанего и вздрогнул:

- Меча грознее я не видывал в моем замке!

Он подошел к окну и долго стоял там, взвешивая меч в руке.

- Что сделать с этим мечом? - спросил рыцарь Като. - Добрых и невинныхтакой меч не берет. Что с ним сделать?

Он взглянул на меня своими страшными змеиными глазами и понял, какжажду я заполучить свой меч назад.

- Я утоплю этот меч в Мертвом Озере! - сказал рыцарь Като. - Я утоплюего в самом глубоком омуте Мертвого Озера. Потому что меча грознее еще небывало в моем замке.

Он поднял меч и швырнул его в окно. Я увидел, как меч сверкнул ввоздухе, и отчаяние охватило меня. Много-много тысяч лет Кователь Мечейвыковывал меч, рассекающий камень. Много-много тысяч лет все ждали инадеялись, что я одержу победу над рыцарем Като. А теперь он утопил мой мечв Мертвом Озере. Никогда больше я не увижу его, всему конец.

Рыцарь Като подошел и встал перед нами так близко, что его злоба чутьне задушила меня.

- Как мне расправиться с моими врагами? - спросил сам себя рыцарь Като.- Как расправиться с моими врагами, которые пришли издалека погубить меня?Об этом стоит подумать! Я мог бы обратить их в птиц и заставить много-многотысяч лет с криком носиться над Мертвым Озером...

Он говорил, а взгляд его страшных змеиных глаз обжигал нас.

- Да, я мог бы обратить их в птиц, - продолжал он, - либо вырватьсердца из их груди и вложить туда сердца из камня. Я мог бы сделать ихсвоими маленькими слугами, если бы вложил им сердца из камня.

"О, преврати меня лучше в птицу!" - хотел крикнуть я. Мне казалось, чтоничего на свете не может быть хуже каменного сердца.

Но я не крикнул. Я понимал, что, если попрошу обратить меня в птицу,рыцарь Като сразу же вложит мне в грудь каменное сердце.

Рыцарь Като сверлил нас своими страшными змеиными глазами.

- А может, посадить их в башню, чтоб они умерли с голоду? - спросил он.- У меня много птиц, у меня много слуг! Посажу-ка я своих врагов в ГолоднуюБашню, пусть подохнут с голоду.

Он прохаживался взад и вперед, погруженный в свои думы, и каждая новаямысль его все больше и больше насыщала воздух злобой.

- В моем замке умирают от голода за одну ночь, - сказал он. - Ночь вмоем замке так долга, а голод так силен, что умирают за одну ночь...

Остановившись перед нами, он положил свой страшный железный коготь намое плечо.

- Я знаю тебя, принц Мио! - сказал он. - Стоило мне увидеть твою белуюлошадь, я понял: явился ты. Я поджидал тебя. Ты, верно, думал, что насталаночь битвы?

Он склонился надо мной и прошипел в самое ухо: - Ты думал, что насталаночь битвы, но ты ошибся, принц Мио. Это ночь голода. Кончится ночь, и вбашне замка я найду лишь маленькие белые косточки. Больше ничего неостанется от принца Мио и его оруженосца.

Он постучал железным когтем по большому каменному столу, стоявшемупосреди залы, и вошел новый отряд стражников.

- Заточить их в Голодную Башню! - повелел рыцарь Като и указал на насжелезным когтем. - Заточить их в башню за семью замками. Пусть семеростражников несут караул у дверей башни, а семьдесят семь стражников охраняютзалы, лестницы и галереи, соединяющие башню с моими покоями. Он сел за стол.

- Я хочу спокойно сидеть здесь, за столом, обдумывая свои козни. Я нехочу, чтобы принц Мио мешал мне. Когда кончится ночь, я пойду в башнювзглянуть на ваши маленькие белые косточки. Прощай, принц Мио! Спи спокойнов Голодной Башне!

Стражники схватили нас с Юм-Юмом и поволокли через весь замок в башню,где нас ожидала гибель. Повсюду - во всех залах, в галереях и на лестницах -уже были выставлены стражники. Они должны были охранять путь из башни впокои рыцаря Като. Неужто он, могущественный рыцарь Като, так боится меня,что окружил себя полчищами стражников? Неужто он боится меня, безоружного,брошенного в Голодную Башню за семью замками и с семью стражниками у дверей?

Стражники крепко держали нас за руки, пока мы шли к темнице. Мы шли ишли по галереям огромного мрачного замка. Прошли и мимо зарешеченного окна,и я увидел внутренний двор замка. Посреди двора стояла лошадь, прикованнаяцепью к столбу. Черная лошадь с маленьким черным жеребенком. При виде ее уменя екнуло сердце. Я подумал о Мирамис, которую больше никогда не увижу.Что они сделали с ней, жива ли она?.. Стражник сильно дернул меня за руку ипотянул за собой. Больше я о Мирамис думать не мог.

И вот мы в башне, где нам предстоит провести последнюю ночь своейжизни. Тяжелая железная дверь со скрежетом захлопнулась за нами, и мыуслыхали, как стражники семь раз повернули ключ. Мы с Юм-Юмом остались однив нашей тюрьме, Юм-Юм и я. Нашей тюрьмой была круглая сводчатая башня столстыми каменными стенами, с маленьким окном, забранным железной решеткой.Через окно доносились печальные крики заколдованных птиц, круживших надМертвым Озером.

Мы уселись на пол, чувствуя себя такими маленькими и беззащитными! Мызнали: лишь только ночь подойдет к концу, мы умрем.

- Эх, была бы смерть не так тяжка, - сказал Юм-Юм, - а мы не так малыйбеззащитны!

Мы сидели на холодном полу, крепко держа друг друга за руки. Насодолевал голод. То был не обычный голод. Он душил нас, выворачивалвнутренности, леденил кровь, лишал сил; нам хотелось лечь на пол, уснуть иникогда больше не просыпаться. Но мы не должны были спать, мы изо всех силборолись со сном. Перед смертью мы стали вспоминать Страну Дальнюю.

Я подумал об отце-короле, и на глаза у меня навернулись слезы. Я такослаб от голода, что не мог громко плакать, и слезы тихо катились по щекам.Юм-Юм тоже плакал потихоньку.

- Эх, была бы Страна Дальняя не так далеко, - прошептал он, - и ОстровЗеленых Лугов тоже. И были бы мы не так малы и беззащитны!

- Помнишь, как мы бродили по холмам на Острове Зеленых Лугов, наигрываяна флейтах? - спросил я. - Помнишь, Юм-Юм?

- Да, но то было давным-давно, - ответил Юм-Юм.

- Мы можем сыграть на флейтах и здесь, - предложил я. - Мы можемнаигрывать старинный напев, пока голод не одолеет нас, пока не умрем.

- Что ж, сыграем еще разок, - прошептал Юм-Юм.

Мы достали флейты. Слабые руки едва удерживали их, но мы заигралистаринный напев. Мы играли, а Юм-Юм плакал, и слезы тихо катились по егощекам. Может, я тоже плакал, не замечая этого. Старинный напев был такпрекрасен, но звучал едва слышно, словно предчувствуя, что вскоре смолкнет ион.

Хотя мы играли тихо, заколдованные птицы услыхали старинный напев ивсей стаей подлетели к нашему окошку. Сквозь решетку я видел их грустныеблестящие глаза. Потом птицы улетели, а мы не могли больше играть.

- Ну вот мы и сыграли в последний раз, - сказал я и хотел положитьфлейту в карман.

Но там что-то было! Я сунул руку и нащупал в кармане ложечку. То быламаленькая чайная ложечка сестренки мальчика Йри!

Мне хотелось, чтобы заколдованные птицы снова подлетели к нам. Я быпоказал им ложечку. Может, сестренка мальчика Йри узнает ее. Нозаколдованные птицы больше не показывались. Рука моя разжалась, и ложечкаупала на пол. - Смотри-ка, Юм-Юм, - сказал я, - я нашел ложечку!

- Ну и что! - ответил Юм-Юм. - Зачем нам ложечка, если нет еды?

Улегшись на пол, Юм-Юм закрыл глаза и умолк. Я чувствовал страшнуюусталость. Все тело свело от голода. Сейчас я проглотил бы любую еду - все,что угодно. Больше всего мечтал я о хлебе, хлебе насущном. Но я знал: егомне больше не едать. Я мечтал о ключевой воде, утоляющей жажду. Но я знал:ее мне больше не пивать. Никогда не придется мне больше ни пить, ни есть. Явспоминал даже кашу-размазню, которой тетя Эдля пичкала меня по утрам икоторую я терпеть не мог. Сейчас я проглотил бы даже эту размазню, и онапришлась бы мне по вкусу.

О, я готов был съесть все что угодно! Из последних сил поднял я с полаложечку и сунул ее в рот.

Что такое?! Ложечка кормила меня! Я будто поел хлеба насущного и испилключевой воды, утоляющих голод и жажду. Ложечка кормила меня, и вкуснее этойеды я не ел ничего на свете. И вот чудо: ложечка казалась бездонной, еда вней не убывала, и я наелся досыта.

Юм-Юм лежал на полу, закрыв глаза. Я сунул ложечку ему в рот, и онначал есть, словно во сне. Потом сказал:

- О Мио, мне приснился чудесный сон. Теперь и умирать легче. Мнеприснился хлеб, хлеб насущный. - Это не сон, - ответил я.

Юм-Юм открыл глаза и уселся на полу. Он понял наконец, что жив и сыт.Несмотря на нашу беду, мы почти повеселели.

- Что сделает с нами рыцарь Като, когда увидит, что мы не умерли сголоду? - спросил Юм-Юм.

- Только бы он не вложил нам в грудь каменные сердца! - ответил я. - Ятак боюсь каменного сердца!

- Ночь еще не кончилась! - сказал Юм-Юм. - Рыцарь Като еще не пришел.Давай поговорим о Стране Дальней., Так и время пройдет. Сядем поближе друг кдругу, чтобы немного согреться.

В башне было холодно, мы продрогли до костей. Плащ сполз с моих плеч иупал на пол. Я поднял его и закутался поплотнее. Как хорошо, что добраяткачиха подбила мой плащ волшебной тканью! Вдруг раздался крик Юм-Юма: -Мио! Мио, где ты? - Я здесь! - ответил я. - У двери. Юм-Юм посветил вокругогарком свечи. Эту жалкую подачку мы получили от рыцаря Като. Вне себя отстраха Юм-Юм ползал по темным углам, пытаясь найти меня.

- Где ты? - взмолился он. - Не слепой же я, раз вижу дверь, тяжелыйзасов и стены нашей темницы.

И тогда я понял, что, надевая плащ, вывернул его наизнанку. Сверкающаяволшебная подкладка, которой ткачиха подбила плащ, оказалась сверху. Едва яснова скинул плащ, Юм-Юм воскликнул: - Не пугай меня так! Где ты прятался?

- А сейчас ты видишь меня? - спросил я. - Еще бы! - ответил Юм-Юм. - Агде ты прятался только что?

- Под своим плащом, - сказал я. - Верно, ткачиха превратила его вплащ-невидимку!

Мы примеряли плащ и так и этак - в самом деле, он становился невидим,как только его выворачивали наизнанку.

- А теперь давай кричать во весь голос! -- предложил Юм-Юм. - Может,стражники прибегут посмотреть, что тут случилось. А ты прошмыгнешь мимо нихв своем волшебном плаще, выберешься из замка рыцаря Като и вернешься вСтрану Дальнюю цел и невредим.

- А как же ты, Юм-Юм? - спросил я. - Мне придется остаться, -дрогнувшим голосом ответил Юм-Юм. - Ведь только у тебя плащ-невидимка!

- Да, плащ-невидимка у меня только один! - сказал я. - И друг толькоодин! И мы умрем вместе, если не сможем спастись оба. Юм-Юм крепко обнялменя;

- Я хочу, чтобы ты убежал отсюда и вернулся в Страну Дальнюю. Но тыостаешься со мной, и я не могу не радоваться. Мне стыдно, но я ничего немогу с собой поделать.

Не успел он это сказать, как случилось чудо. Вернулись заколдованныептицы. Они часто-часто взмахивали крыльями у самой оконной решетки. Птицы струдом удерживали в клювах что-то тяжелее. То был меч! Мой меч, рассекающийкамень!

- Мио! - крикнул Юм-Юм. - Заколдованные птицы достали твой меч со днаМертвого Озера!

Я подбежал к окошку и, протянув руки сквозь решетку, взял меч. Онполыхал огнем, с него стекали капли воды, но и они сверкали огнем. - Спасибовам, милые добрые птицы! - сказал я. Но птицы только посмотрели на менясвоими блестящими грустными глазами и, горестно крича, снова взмыли надМертвым Озером.

- Здорово, что мы догадались сыграть на наших флейтах! - сказал Юм-Юм.- Иначе бы птицам не найти дорогу к этой башне.

Я почти не слушал. Я стоял в темнице, сжимая в руке меч. Мой меч, мойогненный меч! Никогда прежде я не чувствовал себя таким сильным. Я вспоминалсвоего отца-короля, я знал: он думает обо мне.

- Ну, Юм-Юм! - сказал я. - Для рыцаря Като настал час его последнейбитвы.

Юм-Юм побледнел, а глаза его радостно заблестели.

- Как ты справишься с семью замками? - спросил он. - Как проскользнешьмимо семидесяти семи стражников?

- Семь замков разобьет мой меч, - ответил я, - а плащ спрячет меня отсемидесяти семи стражников.

Я набросил плащ на плечи. Волшебная ткань засверкала в темноте, онасверкала так, что могла осветить весь замок рыцаря Като. Но Юм-Юм сказал:

- Я не вижу тебя, Мио, хоть и знаю: ты здесь. Я буду ждать, когда тывернешься. - А если я не вернусь никогда? - спросил я. Разве мог я знать,кто победит в этой битве с рыцарем Като!

Мы замолчали, мы долго молчали. А потом Юм-Юм сказал:

- Если ты никогда не вернешься, Мио, мы будем думать друг о друге. Мыбудем думать друг о друге, пока хватит сил.

- Верно, Юм-Юм! - ответил я. - Я буду думать о тебе и об отце в свойпоследний час.

Я поднял меч, и он рассек железную дверь, словно она была из теста.Ведь для меча, который рассекает камень, железная дверь все равно что тесто.И беззвучно, словно тесто, рассек мой меч железо. Несколько быстрых ударов,и я отбросил прочь огромный замок.

Я отворил дверь, она чуть слышно заскрипела. Семеро стражников стояли вкарауле за дверью. Услыхав скрип, они обернулись. Они смотрели прямо наменя. А я стоял в своем сверкающем волшебном плаще и думал: "Как яркосветится плащ, они видят меня!" Но они меня не видели.

- Я слышал скрип в ночи! - сказал один из стражников.

- Да, что-то скрипнуло в ночи! - сказал другой.

Они стали рыскать по сторонам, - меня они не видели.

- Верно, злобная мысль рыцаря Като со скрипом пронеслась мимо! - сказалтретий.

Но я был уже далеко. Пряча свой меч под плащом, я бежал со всех ног кпокоям рыцаря Като.

Повсюду - во всех залах, галереях и на лестницах - стояли стражники.Огромный черный замок был полон черных стражников. Но меня они не видели.Меня они не слышали.

А я бежал все дальше и дальше, к покоям рыцаря Като.

Я не испытывал больше страха. Я был бесстрашен как никогда. Я уже нетот Мио, что строил шалаши в королевском саду и играл на Острове ЗеленыхЛугов! Я - рыцарь, готовый к битве!

И я бежал все дальше и дальше, к покоям рыцаря Като.

Я бежал со всех ног. Мой волшебный плащ полыхал за плечами, он сверкали переливался в темноте замка.

А я бежал все дальше и дальше, к покоям рыцаря Като.

Меч огнем вспыхивал в моей руке, он сверкал и пламенел. Я крепко сжималрукоять и бежал все дальше и дальше, к покоям рыцаря Като.

Я думал о своем отце-короле. Я знал, что и он думает обо мне.Наконец-то! Близок час битвы! Но битва меня не пугает. Я рыцарь без страха иупрека, и в руке моей меч.

И я бежал все дальше и дальше, к покоям рыцаря Като.

Вот и покои рыцаря Като!

Я распахнул двери. Рыцарь Като сидел спиной ко мне за каменным столом.Он исходил злобой.

- Обернись, рыцарь Като! - сказал я. - Настал час твоей последнейбитвы!

Он обернулся. Я сорвал с себя плащ и предстал перед ним с мечом в руке.Его страшное лицо посинело и сморщилось, в его страшных глазах мелькнулиненависть и ужас.

Миг - и он схватился за меч, лежавший рядом с ним на столе. Началасьего последняя битва.

Грозен был меч рыцаря Като, но где ему сравниться с моим грозным мечом!Мой меч сверкал, блестел и пламенел, он молнией рассекал воздух, беспощадноскрещиваясь с мечом рыцаря Като.

Целый час длилась эта битва, битва, которую ждали много-много тысячлет. Молчаливая, страшная битва! Мой меч, точно молния, рассекал воздух,скрещиваясь с мечом рыцаря Като. Наконец я выбил меч из его руки. Безоружныйстоял предо мной рыцарь Като. Он знал: битва проиграна.

Тогда, разорвав на груди черный бархатный камзол, он воскликнул:

- Гляди не промахнись! Рази в самое сердце! В мое каменное сердце!Слишком долго терзало оно меня и причиняло страшную боль!

Я заглянул в его глаза. И такими чудными показались мне эти глаза. Мнепоказалось, будто рыцарь Като жаждет избавиться от своего каменного сердца.Может быть, больше всех на свете ненавидел рыцаря Като сам рыцарь Като?

Я не стал мешкать. Я поднял свой огненный меч и пронзил мечом каменноесердце рыцаря Като. В тот же миг он исчез. Его не стало.

Лишь на полу лежала груда камней. Только груда камней! И еще железныйкоготь.

На подоконнике в покоях рыцаря Като билась крыльями о стекло маленькаясерая птичка. Верно, ей хотелось на волю. Я не видел этой птички раньше, незнаю, где она пряталась. Я подошел к окну и распахнул его, чтобы выпуститьпленницу на волю. Птичка вспорхнула, взмыла ввысь и радостно защебетала.Видно, долго томилась в неволе.

Я стоял у окна и смотрел вслед улетающей птичке. И увидел, что ночькончилась и наступило утро.

Мио, мой Мио!

Да, наступило утро. Стояла чудесная погода. Светило солнце. Задорныйлетний ветерок подлетел к окну и взлохматил мне волосы.

Высунувшись из окна, я взглянул на озеро. То было веселое, голубоеозеро, и в нем отражалось солнце. Заколдованные птицы исчезли.

О, какой чудесный день! В такой день только бы играть! Я посмотрел внизна воду, подернутую рябью от утреннего ветерка. Мне страшно захотелосьбросить что-нибудь в озеро. Шикарный получится бултых, если броситьчто-нибудь в воду с такой высоты. Но под рукой ничего, кроме меча, неоказалось, и я запустил его в озеро. Забавно было смотреть, как он летел ввоздухе и, плюхнувшись, поднял столько брызг! Вода тотчас поглотила меч, ипо воде пошли большие круги. Большие красивые круги. Они все росли и росли,расходясь по всему озеру.

Вот это зрелище! Но у меня не было времени стоять и смотреть, покакруги исчезнут. Надо было торопиться к Юм-Юму. Наверно, он ждет меня ибеспокоится.

Той же дорогой, какой мчался час назад, я возвращался обратно.Громадные залы и безмолвные галереи опустели и притихли. Ни одного черногостражника не было видно. Все они куда-то подевались. Сквозь оконные решеткилучи солнца освещали старинные своды, с которых свисала паутина. До чего ждревним и сумрачным казался этот замок.

Повсюду было так пустынно и тихо, что я испугался: а вдруг Юм-Юм тожеисчез? Я бросился бежать со всех ног. Я бежал все быстрее и быстрее. Но,приблизившись к башне, услыхал, что Юм-Юм наигрывает на флейте, - я сразууспокоился и повеселел.

Я распахнул дверь нашей темницы. Юм-Юм сидел на полу. При виде меняглаза его засверкали, он вскочил на ноги и сказал:

- Я страшно тревожился и, чтобы отвлечься, все время играл на флейте.

- Теперь тебе не о чем тревожиться, - ответил я. Мы были так рады, чтотолько глядели друг на друга и смеялись.

- А теперь уйдем отсюда, - сказал я. - Уйдем и никогда больше невернемся.

Мы взялись за руки и выбежали из замка рыцаря Като. Сначала мыоказались во внутреннем дворе замка. И кто, вы думаете, скакал намнавстречу? Мирамис! Моя Мирамис с золотой гривой! Около нее прыгал маленькийбелый жеребенок.

Мирамис одним прыжком оказалась возле меня, я обнял ее за шею иприжался головой к морде лошади, шепча ей на ухо:

- Мирамис, моя любимая Мирамис!

Лошадь посмотрела на меня своими преданными глазами, и я почувствовал,что она так же сильно тосковала без меня, как и я без нее.

Посреди двора по-прежнему стоял столб, возле которого валялась цепь. Итут я понял, что Мирамис и была той черной лошадью, которую я видел ночьюприкованной во дворе. А маленький жеребенок - тем самым жеребенком, которогорыцарь Като выкрал в Дремучем Лесу. Из-за этого жеребенка сотня белоснежныхлошадей плакала кровавыми слезами. Теперь им не придется больше плакать.Скоро жеребенок вернется к ним обратно.

- А что сталось с другими пленниками рыцаря Като? - спросил Юм-Юм. -Куда делись заколдованные птицы?

- Поскачем верхом к озеру и поищем их там, - предложил я.

Мы сели на спину Мирамис, а жеребенок побежал за нами изо всех сил. Мывыехали из ворот замка.

И в тот же миг мы услыхали удивительный, страшный грохот. Позади насчто-то рухнуло, сотрясая землю. Это обрушился замок рыцаря Като, онпревратился в груду камней. Не было больше ни башен, ни пустынных залов, нимрачных винтовых лестниц, ни потайных окошек, ничего. Лишь большая грудаголых камней.

- Нет больше замка рыцаря Като, - сказал Юм-Юм.

- Остались одни камни! - добавил я. С вершины скалы, на которой раньшестоял замок, к озеру круто спускалась узкая, опасная тропинка. Мирамисступала по ней с величайшей осторожностью, медленно переставляя ноги,жеребенок следовал за ней.

Так мы целыми и невредимыми добрались до берега.

На каменной плите почти у самого подножия скалы собралась стайкамалышей. Они, верно, ждали нас, потому что бросились навстречу с сияющимилицами.

- О, да ведь это братья нашего друга Нонно, - сказал Юм-Юм. - А вотмаленькая сестренка мальчика Йри и другие дети. Нет больше заколдованныхптиц!..

Мы спрыгнули с лошади. Дети окружили нас. Они немного смущались, нобыли приветливы и радостны. Один из братьев Нонно тронул меня за руку исказал тихо, словно боясь, что его кто-то услышит:

- Я так рад, ведь на тебе мой плащ! Так рад, что нас расколдовали!

Одна девочка, сестренка мальчика Йри, тоже подошла ко мне. Не смеявзглянуть на меня и глядя от смущения в сторону озера, она чуть слышнопрошептала :

- Я так рада, ведь у тебя моя ложечка! Так рада, что нас расколдовали!

И другой братишка Нонно положил мне руку на плечо и сказал:

- Я так рад, ведь мы достали твой меч со дна озера. Так рад, что насрасколдовали!

- Теперь меч снова на дне озера, - вымолвил я. - Там ему и место, мнеон больше не понадобится.

- Мы тоже не станем больше доставать его, раз мы больше незаколдованные птицы, - ответили дети.

Я окинул взглядом детей, окружавших меня.

- А кто из вас маленькая дочка ткачихи? - спросил я.

Наступила тишина, все молчали.

- Кто же из вас маленькая дочка ткачихи? - повторил я.

Мне хотелось рассказать ей, что мой плащ подбит волшебной тканью,сотканной ее матерью.

- Дочкой ткачихи была Милимани, - сказал брат нашего друга Нонно.

- Где ж она? - удивился я.

- Вот где Милимани! - ответил брат нашего друга Нонно.

Дети расступились. Среди пенистых волн на скалистой плите лежаламаленькая девочка. Я подбежал и упал возле нее на колени. Она лежаланеподвижно, с закрытыми глазами, мертвая. Ее личико было маленьким и совсембелым, а тело обгорело.

- Она погасила факел! -сказал брат нашего друга Нонно.

Я был в отчаянии. Милимани погибла из-за меня! Я страшно горевал. Ничтоне радовало меня, ведь Милимани погибла из-за меня.

- Не горюй, - сказал брат нашего друга Нонно. - Милимани сама полетеланавстречу огню, хотя знала, что крылья ее вспыхнут и сгорят.

- Да, но она погибла, - сказал я в отчаянии. Брат нашего друга Нонновзял ее маленькие обгорелые ручки в свои.

- Мы должны оставить тебя здесь одну, - произнес он. - Но прежде чемуйти, мы споем тебе нашу песню.

Все дети уселись на скалистой плите вокруг Милимани и запели ей песню,которую сами сочинили:

Милимани, наша сестренка,

Ты, сестренка, упала в волны,

Упала в волны с крылом обожженным,

Милимани, о Милимани!

Тихо дремлешь и не очнешься,

Не очнешься, не полетишь ты

Над темной водою с горестным криком...

- Теперь темной воды больше нет, - сказал Юм-Юм. - А спокойные,ласковые волны тихо плещут, напевая песню Милимани, уснувшей на берегу.

- Хорошо бы завернуть ее во что-нибудь, - сказала сестренка мальчикаЙри. - Тогда бы ей было не так жестко лежать на скалистой плите.

- Мы завернем Милимани в мой плащ, - сказал я. - Мы завернем ее вткань, которую соткала ее мать.

И я завернул Милимани в плащ, подбитый волшебной тканью. Она быласоткана из белого цвета яблонь, нежности ночного ветра, ласкающего травы,теплой алой крови сердца - ведь это руки ее родной матери соткали такуюткань. Я бережно закутал бедняжку Милимани в плащ, чтоб ей было мягче лежатьна скале.

И тут свершилось чудо. Милимани открыла глаза и посмотрела на меня.Сначала она лежала неподвижно и только глядела на меня. Затем приподнялась исела, а увидев всех нас, страшно удивилась. Оглядевшись по сторонам, онаудивилась еще больше.

- До чего голубое озеро! - сказала она. Больше она ничего не сказала.Потом Милимани сбросила плащ и встала. На ее теле не осталось никаких следовот ожога. Как мы обрадовались, что она ожила.

Вдали на озере показалась скользящая по волнам ладья. Кто-то сильноработал веслами. Когда ладья приблизилась, я увидел, что это гребет КовательМечей; с ним был и старый Эно.

Скоро ладья ткнулась носом в скалу, и они сошли на берег.

- Ну, что я. вам говорил? - закричал Кователь Мечей раскатистым басом.- Что я вам говорил: "Скоро пробьет час последней битвы рыцаря Като". Ведьтак я говорил? Эно бросился мне навстречу.

- Я хочу кое-что показать тебе, принц Мио! - сказал он.

Протянув свою морщинистую руку, он разжал ладонь. Там лежал маленькийзеленый листочек. Такой маленький листочек, тоненький и хрупкий,нежно-зеленый, с чуть заметными прожилками.

- Он вырос в Мертвом Лесу! - сказал Эно. - Я только что нашел его надереве в Мертвом Лесу!

Он закивал с довольным видом, и его маленькая седая всклокоченнаяголова закачалась, как челнок.

- Я буду приходить в Мертвый Лес каждое утро и смотреть, много липрибавилось зеленых листочков. А этот оставь себе, принц Мио.

Он положил мне в руку листочек. Он наверняка считал, что отдает мнесамое прекрасное, что у него есть.

Снова кивнув головой, он сказал: - Я все время желал тебе удачи, принцМио. Я сидел в своей лачуге и надеялся, что тебе повезет.

- А что я тебе говорил? - вмешался Кователь Мечей. - "Близок часпоследней битвы рыцаря Като". Ведь так я говорил?

- Как попала к тебе ладья? - спросил я Кователя Мечей.

- Волны пригнали ее обратно, - ответил он. Я взглянул на другую сторонуозера, на гору Кователя Мечей, на лачугу Эно. Все новые и новые ладьискользили по озеру. Их было много, и в них сидели незнакомые люди. Бледныеисхудалые люди. Они удивленно и радостно глядели на солнце и голубое озеро.Верно, они никогда раньше не видели солнца. А теперь оно взошло, яркоосвещая озеро и окружавшие его скалы. Это было так чудесно! И толькоуродливая груда камней, оставшихся от замка на вершине горы, портилапрекрасный вид. Но я подумал: со временем на этих камнях вырастет мох. Современем шелковистый зеленый мох скроет каменистую осыпь, и никто не будетзнать, что под этим живым ковром погребен замок рыцаря Като.

Я когда-то видел розовые цветы, похожие на маленькие колокольчики,которые пышно растут в расщелинах среди камней. Может, придет день, когдавот такие же розовые цветы вырастут во мху, на развалинах замка рыцаря Като.Я думаю, это будет красиво.

Дорога домой была неблизкой, но возвращаться всегда легко. Дети ехалина Мирамис, а самых маленьких вез жеребенок. Их это забавляло. Остальные шлипешком до тех пор, пока не вошли в Дремучий Лес.

Опустилась ночь, и Дремучий Лес превратился в Лес Лунного Света. Кругомстояла тишина - мы неслышно пробирались среди деревьев. Но вдруг Мирамисгромко и призывно заржала, и также громко и призывно ответила ей сотнябелоснежных лошадей. Они мчались к нам навстречу, стуча копытами. Маленькийжеребенок тоже начал ржать. Он пытался ржать так же громко и призывно, каквзрослые лошади, но у него получалось лишь слабое, чуть слышное смешноержание. Но белоснежные лошади услыхали его.

О, как они обрадовались, что жеребенок вернулся домой! Они толпилисьвокруг него, и каждая пыталась подойти поближе, прикоснуться к нему,убедиться, что он и в самом деле вернулся домой.

Теперь у нас была сотня лошадей, и никому не пришлось больше идтипешком. Каждому досталось по лошади. Сам я скакал на Мирамис, а Юм-Юм, какобычно, сидел сзади, потому что не променял бы Мирамис ни на какую другуюлошадь в мире. Маленькая девочка, самая младшая из всех, ехала на жеребенке.

Мы скакали лесом, и белоснежные лошади при лунном свете были такпрекрасны!

Вскоре я увидел, как что-то забелело меж деревьев. То были цветущиеяблони вокруг домика ткачихи.

Белая кипень яблоневых цветов покрывала деревья вокруг домика, которыйпредстал перед нами, точно в сказке. Донесся стук ткацкого станка, иМилимани сказала:

- Это мама ткет.

Спрыгнув с лошади возле калитки, она помахала нам рукой и сказала:

- Я так рада, что приехала домой! Так рада, что я дома еще до того, какосыпался яблоневый цвет! Она побежала по узенькой тропинке меж яблонь иисчезла в доме. И тотчас ткацкий станок смолк.

Но до Острова Зеленых Лугов путь был немалый, а я! так рвался к моемуотцу-королю. Сотня белоснежных лошадей с Мирамис впереди взлетела надДремучим Лесом и взмыла выше самых высоких гор. Лошади плыли по воздуху кОстрову Зеленых Лугов.

Было утро, когда мы прибыли к мосту Утреннего Сияния. Часовые толькочто опустили мост. Он сиял в золотых лучах солнечного света, и сотнябелоснежных лошадей, вытянув шеи, с развевающимися гривами, неслась по немуво весь опор. Часовые растерянно уставились на нас. Вдруг один из нихвытащил рог и громко затрубил, так что эхо разнеслось по всему ОстровуЗеленых Лугов. Из маленьких домиков и хижин выбежали все те, кто печалился игоревал о судьбе похищенных детей. Они увидели, что дети едут на белоснежныхлошадях. Все до единого вернулись домой. Лошади понеслись дальше по лугам, ивскоре мы были у сада моего отца. Тут дети спрыгнули с лошадей, и к нимподбежали их мамы и папы. Они вели себя точно так же, как белоснежныелошади, когда увидели вернувшегося домой белоснежного жеребенка.

Там были Нонно и его бабушка, Йри со своими братьями и сестрами, папа имама Юм-Юма и многие другие, кого я раньше никогда не видел. Они то плакали,то смеялись, целуя и обнимая вернувшихся домой детей.

Но среди них не было моего отца. Белоснежные лошади могли теперьвернуться в Дремучий Лес. Я видел, как они рысцой бежали обратно по лугам.Впереди мчался маленький белоснежный жеребенок.

Юм-Юм так увлеченно рассказывал папе и маме обо всем, что с намислучилось, что не заметил, как я отворил калитку нашего сада и вошел. Никтоне заметил, как я исчез, и это было к лучшему. Мне хотелось пойти тудаодному. Я шел по аллее серебристых тополей, они звенели по-прежнему,по-прежнему цвели розы, все было по-прежнему.

И вдруг я увидел его. Я увидел моего отца-короля. Он стоял на том жесамом месте, где я оставил его, отправляясь в Дремучий Лес и в СтрануЧужедальнюю. Он стоял там, протягивая ко мне руки. Я бросился в его объятияи крепко-крепко обвил его шею руками, а он прижал меня к себе и прошептал:

- Мио, мой Мио!

Ведь отец так любит меня, а я очень люблю его.

Весь день был для меня праздничным. Все мы - и я, и Юм-Юм, Нонно и егобратья, Йри и его сестры и братья, и остальные дети - играли в саду. Увидевшалаш, который построили мы с Юм-Юмом, они сказали, что шалаш простозамечательный. Мы катались верхом на Мирамис, и она легко перепрыгивалачерез живые изгороди роз. А потом мы играли с моим плащом. Брат нашего другаНонно ни за что не хотел взять его обратно.

- Подкладка, во всяком случае, твоя, - говорил он.

Мы играли в прятки, накидывая плащ на себя. Я надевал его подкладкойнаружу, бегал среди кустов, словно человек-невидимка, и кричал: -- Никомуменя не поймать! Никому! И .конечно, дети, как ни старались, не могли меняпоймать.

Стало темнеть, и всем пришлось разойтись по домам. Папы и мамы нехотели, чтоб их дети загулялись в первый же вечер после возвращения домой.

. Мы с Юм-Юмом остались в шалаше вдвоем. Как только вечерняя заряосветила розы в саду, мы заиграли на флейтах.

- Будем беречь наши - флейты, - сказал Юм-Юм. -Бели придется вдругразлучиться, станем наигрывать старинный напев.

Тут за мной пришел отец. Я пожелал Юм-Юму спокойней ночи, и он побежалдомой. Пожелал я спокойной ночи и Мирамис, которая щипала траву возлешалаша. Потом я взял отца за руку, и мы молча пошли, домой среди роз.

- Мио, мой Мио, ты, наверно, вырос за это время, - сказал вдруг отец. -Сделаем нынче вечером новую метку на кухонной двери.

Мы шли по аллее серебристых тополей, и сумрак, будто легкий голубоватыйтуман, обволакивал сад. Белые птицы попрятались в гнезда. Только на верхушкесамого высокого серебристого тополя в одиночестве сидела птица Горюн и пела.Я не знаю, о чем пела она теперь, когда все похищенные дети вернулись домой.Но у птицы Горюн, верно, всегда найдется о чем петь.

А далеко на лугах стали зажигаться костры. Они вспыхивали один задругим и озаряли сумрак. И я слышал, как пастухи наигрывают вдали свойстаринный напев.

Мы шли, держась за руки, отец и я. Мой отец-король смотрел на менясверху вниз и смеялся, а я смотрел на него снизу вверх и чувствовал себятаким счастливым.

- Мио, мой Мио! - сказал отец. - Мио, мой Мио! - повторял он, пока мы всумерках шли домой.

Незаметно настал вечер, а за ним и ночь.

Уже давно я живу в Стране Дальней и редко вспоминаю то время, когда жилна Упландсгатан. Только Бенку я вспоминаю чаще - ведь он так похож наЮм-Юма. Надеюсь, что Бенка не слишком тоскует по мне. Ведь никто лучше меняне знает, как тяжела тоска. Но у Венки есть отец и мать, и, конечно, оннашел себе нового друга.

Иной раз вспомнятся тетя Эдля и дядя Сикстен, но вражды к ним я большене питаю. Мне только интересно знать, что они подумали, когда я исчез. Онитак мало обо мне заботились, что, может, и вообще этого не заметили. ТетяЭдля, верно, думает, что стоит ей пойти в парк Тегнера и поискать, как онанепременно найдет меня на какой-нибудь скамейке. Она думает, что я все ещесижу там под фонарем, ем яблоко и забавляюсь пустой бутылкой из-под пива илиеще какой-нибудь ерундой. Она, верно, думает, что я сижу и смотрю на дома,где в окнах горит свет, а дети ужинают со своими мамами и папами... И тогдатетя Эдля совсем выходит из себя из-за того, что я еще не вернулся домой ссухарями.

Но она ошибается, тетя Эдля! И еще как! Буссе давно уже нет на скамейкев парке Тегнера. Он теперь в Стране Дальней. Он в Стране Дальней, где шумятсеребристые тополя, где костры освещают и согревают ночь, где так вкусенхлеб насущный и где у Буссе есть отец-король, которого он так любит икоторый так любит его.

Да, все так и есть. Бу Вильхельм Ульсон сейчас в Стране Дальней, и емуздорово живется у его отца-короля.